Шепот Лилит

Не без трепета душевного я вручила Глебу Юрьевичу листок бумаги и замерла в ожидании. Он прочел тему моей будущей диссертации и молча воззрился на меня. В его взгляде сквозили недоумение, разочарование и, кажется, даже жалость, что было не удивительно: я не производила впечатления роковой женщины, которую может интересовать подобная тема.

– Но почему именно Лилит? – после небольшой паузы поинтересовался он.

– А почему бы и нет? – ответила я вопросом на вопрос и слегка пожала плечами.

Он фыркнул, что всегда означало у господина профессора, заведующего кафедрой древней истории, нечто вроде смешка, потом снова заговорил, слегка передразнивая мою интонацию:

– В самом деле, почему бы и нет?.. – И с выражением продекламировал: – «Миф о Лилит. Шумерские и семитские истоки мифа. Демонизация образа богини–покровительницы. Преломление мифологического образа Лилит в сознании современного человека».

И снова уставился на меня. Однако теперь в глазах его не только присутствовал определенный интерес, но и прыгали чертики. Мне показалось, что в эту минуту я в буквальном смысле слова могу читать его мысли. А размышлял он о том, с чего бы это типичная серая мышка вроде меня (бесформенная современная одежда «ученой дамы», забранные в пучок на затылке темные волосы, не слишком модные очки и полное отсутствие макияжа) избрала для своей будущей диссертации столь нестандартную и интригующую тему.

Я скромно сидела на стуле возле его вместительного стола, заваленного бумагами, сложив руки на коленях, как прилежная ученица, и с надеждой смотрела на него. Далеко не всегда наш внешний облик соответствует внутреннему содержанию. Мой уж точно не соответствует. Но почему –то в присутственных местах я стараюсь быть незаметной, по возможности раствориться в окружающей среде – такая вот своеобразная социальная мимикрия из серии: я такая, какой вы желаете меня видеть. Не знаю наверняка, какой стиль одежды и какие внешние данные соответствуют статусу современной аспирантки, но скромность и трудолюбие, по идее, в любом случае должны приветствоваться. Да и в каком образе я должна была явиться к милейшему Глебу Юрьевичу, который во времена учебы в институте поначалу представлялся мне существом практически бесполым и совершенно поглощенным своими историческими изысканиями. И жена милейшего профессора была ему под стать: погруженная в свою науку археологиня, облаченная в какие–то странные наряды, вышедшие из моды лет двадцать тому назад, которые она, по –видимому, считала до сих пор модными. А быть может и не считала – просто надевала то, что под руку попадется.

Эта своеобразная парочка представляла собой редкостный по современным меркам тандем чокнутых бессребренников, для которых жизнь и наука слились в единое гармоничное целое, – этакий своеобразный,

герметичный мирок, обустроенный для себя любимых, в котором им самим было вполне комфортно существовать. Возможно поэтому при общении с моим будущим (на это я очень надеялась) руководителем у меня порой возникало слегка тревожащее ощущение, будто он обитает не совсем в нашем мире, точнее, не здесь и сейчас, а где – то примерно пару–тройку тысяч лет тому назад, во времена шумерской, вавилонской или древнееврейской цивилизации.

Будучи студенткой даже не исторического, а библиотечного факультета, я старательно посещала все лекции по древней истории, включая первые пары, потому что по сравнению с другими преподавателями лекции Глеба Юрьевича были настолько яркими, запоминающимися и в чем–то даже захватывающими, что создавалось полное впечатление погружения в прошлое. Поэтому лекционный зал всегда был полон, и мы внимали любимому профессору, как завороженные. Откуда только брались у обычного на вид Глеба Юрьевича эти раскатистые интонации, эти артистичные жесты, эти выразительные паузы, во время которых в аудитории в прямом смысле слова можно было услышать, как муха пролетит, и которых в повседневной жизни у него не наблюдалось, так и осталось загадкой для меня и всех прочих студентов.

Около четырех месяцев тому назад, уже отработав несколько лет в солидной научной библиотеке, я заявилась лично к Глебу Юрьевичу на кафедру и попросилась к нему в аспирантуру. На кафедре тогда царили тишь да гладь, да божья благодать – шла летняя сессия. Естественно, перед этим я несколько раз звонила своему бывшему профессору, пока мы окончательно не условились о встрече. В тот раз он принял меня точь–в–точь как сегодня: восседал за своим столом в удобном вращающемся кресле, углубившись в какую–то доисторического вида книгу, и когда я приблизилась, бросил на меня рассеянный взгляд и сообщил, что пересдача назначена через два дня.

– Глеб Юрьевич, я не по поводу пересдачи.

– А, так вы в экспедицию записались… Отлично! Дату отъезда в деканате узнавайте, еще не точно.

– Да нет же, Глеб Юрьевич! Я вам звонила насчет аспирантуры, вы велели зайти сегодня, – терпеливо пояснила я.

Он недоуменно уставился на меня глубоко посаженными голубыми глазками, явно пытаясь припомнить, о чем речь, потом полистал еженедельник на столе и, наконец, радостно воскликнул:

– Нашел! Конечно – встреча с Лилей Ветровой. – При этом его пушистые серебряные волосы лихо поднялись надо лбом, образовав нечто вроде нимба. – Вы говорили, что хотели бы работать над диссертацией под моим руководством?

– Именно так.

– Что ж, это вполне возможно. Вполне. Да вы присаживайтесь, в ногах правды нет! – Он обождал, пока я устроилась на стуле, и продолжал: – И где вы теперь служите?

– В научной библиотеке.

– И зачем вам научная степень, если вы библиотечный работник?

– Как ни странно, у нас много «остепенённых» сотрудников. Помогает карьерному росту. Да и зарплата выше. Я, конечно, не из меркантильных соображений, но все же…

– Ну да, ну да! Понимаю. Всегда лучше, когда деньги есть, чем когда их нет, – подхватил он и несколько раз фыркнул – это был уже веселый и продолжительный смех.

Я вежливо улыбнулась, не желая переводить серьезный разговор в шутку, и продолжала гнуть свою линию.

– Видите ли, наша библиотека основана более века назад, с укоренившимися традициями и очень трепетным отношением к нашей просветительской миссии. Да–да, представьте себе! – мне показалось, что он снова готов фыркнуть. – Проводится серьёзная научная работа. У нас на хранении более пяти миллионов книг и рукописей. Есть уникальные по своему возрасту, даже пергаменты.

– Однако… мда… Знаю я ваше учреждение. Действительно, весьма солидное собрание рукописей. В молодости просиживал в читальном зале дни напролет. Надеюсь, вы не обиделись за свою библиотеку? – И когда я отрицательно качнула головой, тотчас успокоился и впал в задумчивость, словно что–то взвешивая про себя. Потом спросил: – Вы учились в нашем институте?