Шепот в ночи

Роджерс Мэрилайл

– Кто-нибудь может мне сказать, где найти графиню?

Он с трудом сдерживался, но старался говорить спокойно. От этого его обычно мягкий голос прозвучал очень холодно. Его брови так нахмурились, что немногочисленная аудитория задрожала.

Обитатели Уайта любили этого добродушного рыцаря, несмотря на то, что он поддерживал Дьявола. В действительности узы дружбы, связывавшие Дэйра с сэром Томасом, и неизменное доверие, с которым к графу относилась леди Элис, сдерживали растущую подозрительность людей. Сэра Томаса редко видели раздраженным, но никогда раньше он не был так

рассержен.

Их замешательство еще больше разозлило его, и, не сдержавшись, он резко потребовал от них ответа:

– Если вы не знаете, где ваша графиня, скажите мне, по крайней мере, что произошло с вашим графом и леди Элис?

Арлен ждал возвращения рыцаря и знал, что обязан дать ответ на вопрос. Он вышел вперед, чтобы объяснить, в чем дело – насколько мог.

– Когда я вернулся из Врексдэйла, я привез неприятные новости для леди Элис. Вскоре после этого наш граф уехал… один и никому не сказал куда. А потом леди Элис тоже уехала из замка Уайт. Она отправилась с моим отцом к одному из вассалов графа. – Арлен ничего не сказал о плененном охраннике. Граф Дэйр приказал ему сохранять тайну, и он сам решит, кому ее раскрыть.

– Намного позже, после вечерней трапезы, леди Элинор, сославшись на тяжелый день, удалилась к себе в спальню. Леди Сибиллин тоже ушла в свои покои. – Последние слова Арлена прозвучали пренебрежительно, но потом он мягко добавил: – Леди Элис поздно вернулась после посещения больной жены одного из вассалов и поужинала в одиночестве.

Томас удивился. Сначала он думал, куда мог уехать Дэйр и почему. Но потом он подумал, что Элис тоже необычно вела себя. Она много помогала другим и никогда раньше не просила занятых делами слуг подать еду лично ей.

Он хотел бы узнать, какое сообщение заставило Дэйра уехать и так расстроило Элис, но он не имел права требовать большего объяснения: это их личное дело. Молодой стражник из уважения рассказал ему о том, что знал. Теперь, получив ответ на свой вопрос, он должен был разобраться с одним очень важным делом.

Томас поблагодарил его улыбкой и кивком головы и вышел из зала. Он поднялся вверх по лестнице и резко постучал по обшитой толстыми дубовыми досками двери, ведущей в покои Элинор. Он с нетерпением ждал ответа. К его большому облегчению, она сразу открыла дверь, и ему не пришлось стучать громче. Но когда он увидел перед собой стройную сильфиду в наскоро наброшенном халате, он покраснел как мальчишка.

Элинор была удивлена этим поздним визитом. Она уже разделась и легла. Думая, что ее зовут, потому что случилось что-то ужасное, она не заботилась о том, как выглядит. Элинор не показала вида, что ей приятно его смущение. Это доказывало, что она не так невыносимо стара и непривлекательна, как ей казалось уже много лет.

Собственная невольная реакция рассердила Томаса, и он еще больше нахмурился. Ему нужно поговорить с ней об одном очень важном деле. Наедине. Но они не могли поговорить ни в коридоре, где их могли услышать, ни в ее спальне, куда он не имел права заходить.

Сжав зубы, Томас жестом вызвал ее в коридор. Он повел ее в малую гостиную. Когда они вошли, он закрыл дверь.

Томас не ждал, пока Элинор сядет или

хотя бы спросит, почему он так странно себя ведет, а горячо высказал то, что думал:

– Если в ближайшее же время вы не вступитесь за своего сына, то, я боюсь, будет слишком поздно его спасать.

– Спасать от чего? – холодно спросила Элинор. – От какой опасности может спасти мужчину слабая женщина? Особенно когда этот мужчина – граф и непобедимый воин? – Элинор боялась признаться самой себе, что знает ответ, но еще больше ее пугало, что не в ее силах что-либо изменить.

Томас услышал, как гордо прозвучали ее слова, но у него не было времени удивляться этому.

– Дэйр не может управлять поместьем без поддержки людей. Но он не добьется их доверия, если эти сумасшедшие слухи будут неудержимо расползаться повсюду. Кажется, что одни слухи порождают другие. Сегодня на дальних хуторах я слышал странные рассказы о невероятных злодеяниях, якобы совершенных им. Затем, после возвращения в замок Уайт, я обнаружил, что чья-то злая воля взрастила ростки новых клеветнических сплетен.

Он сделал паузу и посмотрел на Элинор. Она стояла, сохраняя спокойствие.

– Вы должны выйти к людям и словами, которые только вы можете произнести, убедить их, что это глупое, досадное заблуждение, что этому нельзя верить.

Под изумленным взглядом Томаса гордое лицо Элинор сморщилось, и по нему заструились слезы. Она не сказала ни слова. Он почувствовал себя неловким чудовищем, обидевшим такое хрупкое создание. Но он не мог стоять, беспомощно глядя, как она дрожит, и мягко притянул ее к себе. Он был достаточно силен, чтобы поддержать ее, но не мог облегчить ей ее ношу.

Дождь слез, столько лет сдерживаемых, падал из ее прекрасных глаз. Элинор прошептала слова, которые она никогда не сказала бы никому, кроме этого мужчины, доказавшего свою дружбу ей и ее сыну.

– Я клянусь на святом кресте своим сердцем, что Дэйр не сын Люцифера. Я не могу сказать больше, иначе он рискует попасть в беду, о которой никто даже не подозревает.

Глава пятнадцатая

– Вставай навстречу славному дню! – густой бас прозвучал над ухом Элис, и кто-то грубо тряхнул ее кровать. Не в силах сбросить остатки сна, она с трудом села в постели, забыв о своей наготе и не представляя, кто мог разбудить ее.

Вчера в Бердине она предавалась воспоминаниям и поэтому во сне бродила в прошлом с насмешливым героем своего детства, а проснувшись, увидела его воплотившегося в реальность. Она убрала с глаз спутавшиеся волосы и уставилась на улыбающегося человека. Он стоял перед ней сияющий, упершись руками в бока, с удовольствием ее разглядывая. Проследив направление его взгляда, Элис ужаснулась.

Святители небесные! Она откинулась на спину, с головой накрыв себя покрывалом. Слишком поздно! Совершенно очевидно, этот нахал с удовольствием разглядывал ее неприкрытое тело. Крепко зажмурив глаза, она чувствовала, как краска стыда заливает ее всю, с головы до ног. И неважно, что прежде их обнаженные тела сливались в объятиях. Эта мысль заставила ее чувствовать еще большую неловкость.