Шерлок Холмс и дело о крысе

Дэвис Дэвид Стюарт

Не встретив иных препятствий, мы вошли в «Мост мечтаний» и оказались в ярко освещённом вестибюле — над головами у нас сияла хрустальная люстра. Вёрткий низкорослый человечек подскочил к нам сбоку. Одет он был в щегольский вечерний наряд, тёмные напомаженные волосы блестели как лайковая кожа. Он расплылся в пустой улыбке.

— Добрый вечер, джентльмены. Добро пожаловать в «Мост мечтаний». Меня зовут Джордж. За какими удовольствиями вы нынче пожаловали? Спешу сообщить, что Катарина вернулась в заведение и дожидается в Зале Орхидей…

— Мы пришли ради крысиных боёв, — отрывисто проговорил Холмс.

Человечек так и засиял.

— А, господа будут делать ставки? — Он осмотрел нас

с ног до головы, будто мы были подозреваемыми в полицейской камере. — Нынче ожидается серьёзное дело. Нам доставили особых крыс. — Он вежливо кашлянул. — С вас по десять гиней, джентльмены.

Тут я в свою очередь поперхнулся и закашлялся. Холмс же с полнейшим безразличием вручил лакею мешочек с монетами. Тот замешкался, внимательно рассматривая содержимое. После чего опустил в карман плату за вход и повёл нас в дальнюю часть здания, в залу, которая, видимо, раньше служила оранжереей. Контраст между спокойным, величественным вестибюлем и этим помещением был разительным. Во-первых, тут было людно и шумно, а в воздухе плотным облаком висел сигарный дым. Большинство посетителей были в вечерних туалетах — богатые любители спорта, пришедшие сыграть в азартную игру; однако у стойки бара маячило несколько фигур другого толка — в грубых вельветовых костюмах из тех, что носят уличные торговцы. То были профессиональные собачники, и почти у каждого имелось при себе по псине. Некоторые бойцовые псы были привязаны к нижней перекладине барной стойки, другие спали у хозяев на руках, третьих ещё осматривали на предмет сломанных костей, заглядывали им в пасти, будто дантисты. Почти у всех животных имелись шрамы и следы укусов.

— Жаль выпускать его против крыс, — сказал один из собачников, поглаживая особо свирепого на вид бультерьера.

Джордж щёлкнул пальцами, и к нам подбежал ещё один лакей, одетый на тот же лад. Он запросто мог сойти за близнеца Джорджа.

— Эрик, проследи, чтобы джентльменам налили выпить и посадили на хорошие места.

Эрик кивнул и без единого слова повёл нас в центр залы, где находился «ринг» — арена метра три в диаметре, с деревянным бортиком на высоту локтя. Над ним с потолка свисала электрическая лампа, она заливала ярким светом выкрашенный белой краской пол арены. Наш проводник с привычной непринуждённостью протолкался вперёд и расчистил нам место у самого бортика. Мы успели скользнуть туда, прежде чем волна зрителей нахлынула снова и нас стиснули с обеих сторон. Через несколько секунд Эрик доставил нам бутылку шампанского и два бокала, за что выудил у Холмса ещё какую-то непомерную сумму.

Вскоре началось и само малоприятное действо. На возвышении в одном конце арены появился коренастый тип с длинными висячими усами — он представился Капитаном — и призвал всех к тишине.

— Джентльмены, прошу делать ставки на первый поединок вечера. На ринге Хват Тома Херика, — тут под громкие приветственные крики был поднят повыше крупный бультерьер, — способный одолеть двадцать пять крыс разом и никогда не терпевший поражений.

Новые вопли, а потом все принялись лихорадочно делать ставки, заключая пари как между собой, так и с местными букмекерами.

— Ужасный пример человеческого падения, — заметил я.

— Согласен. Но одновременно и поучительный. Из него явствует, что даже образование и богатство не спасает некоторых от естественного регресса. Природные утончённость и благородство никак не зависят от общественного положения и от воспитания. А помимо того, существует алчность.

Едва Холмс договорил, на арену бухнули огромную корзину. Капитан шагнул вперёд, погрузил руку, обтянутую плотной кожаной перчаткой, в копошащуюся тёмную массу и вытащил на свет первую жертву того вечера. Опять раздался восторженный гомон. Капитан

одну за другой извлёк ещё двадцать четыре крысы. Он хватал их за хвосты и выталкивал на арену. Некоторые принимались бегать по крашеному полу, исследуя новое место. Кто-то из зрителей перегнулся через бортик и вылил на одну из перепуганных зверюг бокал шампанского. То были канализационные и водосточные крысы, от них исходил резкий запах, будто от нагретой сточной трубы. Многие зрители зажимали носы платками.

А потом присутствующие медленно начали скандировать. Поначалу это был лишь ропот, но громкость и напор постепенно нарастали: «Выпускайте пса! Выпускайте пса!» И вот наконец владелец собаки Том Херрик выпустил её на арену.

Через несколько секунд крысы в панике забегали кругами. Выдрессированная собака методично атаковала их по очереди, круша тельца безжалостными челюстями. Белый пол окрасила кровь, точно красная роса. Некоторые крысы пытались давать отпор; одна храбрая зверюга вцепилась псу в нос — её глаза-бусинки яростно блестели в электрическом свете. Собака отчаянно затрясла головой, однако крыса не разжимала челюстей. Осатанев, собака смяла её о бортик, оставив на нём кровавый след, будто от раздавленной клубничины.

Некоторые крысы сбились в тесную кучу, ища в общности защиту. Раздался крик: «Круши их!», и многие зрители дружно замахали над ареной платками.

— Это специально, чтобы разделить их, — прошептал Холмс мне на ухо. — Грызуны не выносят, когда в спину им дует холодный ветер.

Желаемый эффект действительно был достигнут, крысы рассыпались, будто тёмные перья разлетелись по всей арене, после чего Хват продолжил методичное истребление, нападая на каждую крысу в отдельности и перекусывая ей шею. Через некоторое время вся арена была усыпана дохлыми или издыхающими грызунами. В зале громко улюлюкали, обменивались монетами и банкнотами — выигранными и проигранными деньгами. Двое служителей подмели и вымыли арену; крыс поднимали за хвосты и кидали в огромный мешок.

Нам ещё трижды пришлось вынести это отвратительное действо, причём каждый раз число крыс на арене возрастало. Наконец один из псов, с подходящей кличкой Мясник, управился с сотней более почтенных сельских амбарных крыс, после чего Капитан объявил перерыв, а за ним — «великолепный главный поединок».

— Может, хватит? — спросил я резко. — Что-то мне не по душе эта гротескная жестокость.

Холмс глянул на меня с сочувствием.

— Мне тоже, Уотсон, но уходить сейчас просто глупо — ведь нам покажут гвоздь программы и явится тот самый джентльмен, ради которого мы сюда и пожаловали.

Он кивнул в сторону бара, и я увидел там Капитана. Тот увлечённо беседовал с рослым бритоголовым негром, у которого в правом ухе болталась большая оловянная серьга.

— Это, — сказал Холмс, — и есть Джосайя Бартон.

Минут через десять Капитан вернулся на ринг и призвал всех к тишине. В зале немедленно наступило молчание. Все присутствовавшие знали: настал самый захватывающий момент.

— Попрошу Эйба Чэпмена принести Бобби.

— Давай, давай! — раздалось из дальних пределов зала, и к рингу подошёл мясистый тип, неся над головой пса — так, чтобы все могли на него полюбоваться.

Бобби оказался могучей псиной неопределённой породы, помесью терьера и кого-то ещё. Он извивался в руках своего хозяина, заранее возбуждённый криками и запахом крови. В то же время усилиями четверых служителей на арену подняли большую проволочную клетку. Парусиновая накидка скрывала от глаз её обитателей, но лихорадочная возня и время от времени мелькавший в складках ткани бурый мех быстро заставили зрителей стихнуть.

Джосайя Бартон сменил Капитана на возвышении и, подняв руки, призвал всех к молчанию.