Шерлок Холмс и крест короля
Шрифт:
Несколько ночных дежурных, как правило, оставались на посту до десяти часов. Утренний свет подчеркивал бледность их изнуренных лиц, темные ввалившиеся глаза неестественно блестели. И все же, если требовалось, бедняги могли еще несколько часов биться над новой военной или дипломатической шифровкой из Берлина или Вены.
В то утро я застал здесь одного Холмса. Он сидел на деревянном стуле за пустым столом, сложив руки и закинув голову. Я знал, что мой друг не спит. Едва я вошел, он открыл глаза.
— Где остальные? — спросил я.
— Ушли, — устало ответил Холмс. — Им незачем здесь быть. Для них нет работы.
— А шифрограммы?
— Они больше
Я посмотрел в окно: от Букингемского дворца нас отделяло туманное зеленое пятно Сент-Джеймсского парка. Глядя на то, как две джерсейские коровы жуют подмороженную траву, я пытался осознать смысл сказанного Холмсом.
— Конечно же, сигналы должны быть, ведь теперь Вильсон и Циммерманы, как никогда, стремятся избежать войны. Циммерманы наверняка поддерживает связь с Бернсторфом и вашингтонским посольством.
Холмс вздохнул.
— Не напрямую. Германско-американские переговоры сейчас ведутся с большой осмотрительностью. В последнем перехваченном сообщении говорилось лишь о том, что рейхсканцлер Бетман-Гольвег согласен рассмотреть четырнадцать пунктов предложения мира на всех фронтах, которое подготовил президент Вильсон. Это подтвердил Эдвард Белл из посольства Соединенных Штатов. Как он сказал мне в доверительной беседе, Вильсон разрешил ведение мирных переговоров с Германией посредством обмена зашифрованными сообщениями по американскому дипломатическому телеграфу.
— Как же немецкий подводный флот, который сейчас пересекает Атлантику?
— Американцы о нем не знают. Германские разведывательные службы посылали друг другу информацию о передвижении подводных лодок, используя станцию в Сэйвиле на Лонг-Айленде, под видом телеграмм торговых и пароходных компаний. Теперь обмен прекратился.
— Каким же образом сигнал поступает из Берлина в Вашингтон?
— В ходе нынешних переговоров Циммерманн выразил пожелание, чтобы его личные телеграммы Роберту Лансингу в Государственный департамент передавались из Берлина американским дипломатическим кодом вместе с сообщениями от посольства Соединенных Штатов. Берлинский посол Вильсона Джеймс Джерард одобрил эту меру. Теперь сигнал идет по нейтральному кабелю в Стокгольм, оттуда в Буэнос-Айрес, а затем в Вашингтон.
— Американскому дипломату предложили передавать сообщения германской разведки? Это же нелепость!
— Возможно. Тем не менее Джерард и госсекретарь Лансинг дали согласие — вероятно, по распоряжению Вильсона. Что еще хуже, американцам поручена пересылка телеграмм Циммерманна, адресованных лично Бернсторфу, однако для обеспечения конфиденциальности их по-прежнему будут кодировать немецким шифром и переправлять из Государственного департамента в посольство Германии без какой-либо проверки. Содержания Лансинг и Вильсон знать не будут. Германско-американские переговоры — дело слишком деликатное, чтобы стороны могли мириться с риском перехвата сведений в Лондоне или где бы то ни было.
— Немыслимо!
— Такова война, — мрачно проговорил Холмс. — Вильсон испытывает к ней отвращение и ради того, чтобы ее прекратить, готов сделать Циммерманну эту маленькую уступку. Ведь немцы в любом случае будут обмениваться дипломатическими телеграммами со своим посольством в Вашингтоне, и не беда, если британцы и французы не смогут их перехватывать.
— Что же лишает
— Для того чтобы читать телеграммы Циммерманна, нужно взломать американские дипломатические коды. Мы не можем себе этого позволить, поскольку Соединенные Штаты — дружественная нам держава. Вчера в восемь часов вечера лорд Бальфур категорически запретил раскодирование американских шифрограмм. Теперь мне не остается ничего иного, как надеяться на возобновление прежних передач немецким дипломатическим кодом.
— Выходит, мы оказались в тупике, — сказал я и беспомощно развел руками.
— Не совсем. Телеграммы передаются через Стокгольм. В наших архивах имеются кое-какие шведские шифрограммы, до сих пор не стоившие внимания. Теперь я занялся ими, и, хотя мои нынешние успехи весьма скромны, мне удалось установить, что шведский дипломатический представитель в Мехико сочувствует немцам. Однажды он даже позволил себе непростительное легкомыслие, прямо высказавшись в поддержку германской политики в отношении Мексики. — Холмс достал из кармана листок с переписанным сообщением и прочел: — «Первого сентября тысяча девятьсот шестнадцатого года. Президент Карранса не скрывает своей дружбы с Германией и готов по мере возможности и необходимости оказывать помощь германским субмаринам, когда они достигнут территориальных вод Мексики».
По моим жилам пробежал холодок.
— Помощь субмаринам из Вильгельмсхафена! — воскликнул я.
— Очевидно, поддержкой Каррансы немецкое командование заручилось прежде, чем лодки покинули порт, — заметил Холмс и продолжил чтение: — «Правительство Германской империи намерено приложить все силы к устранению Британии, своего основного противника. Для ведения подводной войны в Атлантическом океане, целью которой является уничтожение вражеского торгового флота, необходимы береговые базы для снабжения субмарин топливом и припасами. В благодарность за предоставление подобных объектов стратегического значения Германия обязуется рассматривать Мексику как свободную и независимую страну, каковой она и является». — Помолчав, Холмс добавил: — Телеграмма весьма пространна, но в этом заключается самая суть.
Я обвел взглядом мрачную, слабо освещенную комнату и спросил:
— И американцам ничего не известно?
— Пока никому ничего не известно. Министр иностранных дел Артур Бальфур опасается, что, если мы обнародуем содержание шведской телеграммы сейчас, американское руководство сочтет это уловкой, нацеленной на вовлечение Соединенных Штатов в войну. К тому же в документе всего лишь изложена позиция одного дипломата. Ее не стоит расценивать выше, чем мнение какого-нибудь иностранного корреспондента, побывавшего в Мехико.
8
В хитроумной мозаике, которую мы сейчас складывали, не хватало центрального пазла. Казалось, отыскать его почти невозможно. Шерлок Холмс, впрочем, как и я, не привык полагаться на удачу и вовсе не ждал от судьбы готового решения сложной задачи. И все-таки на этот раз нам повезло: мы нашли пусть и не саму разгадку, но человека, способного вручить нам путеводную нить. Им оказался мистер Варни, англичанин из Мехико.
Годом или двумя ранее он попал в большую беду, и Холмс заочно ему помог. Мистер Варни был владельцем типографии, работники которой втайне от него печатали мелкие мексиканские деньги. Узнав об этом, он тут же сообщил в полицию. Каково же было смятение несчастного англичанина, когда его арестовали как фальшивомонетчика, после чего он предстал перед революционным трибуналом и его приговорили к расстрелу!