Шерлок Холмс. Большой сборник
Шрифт:
Джон Ферье молчал, нервно теребя свой хлыст.
— Вот это будет испытанием твоей веры — так решено на Священном Совете Четырех. Девушка молода, мы не хотим выдавать ее за седого старика и не станем лишать ее права выбора. У нас, старейшин, достаточно своих телок, [14] но мы должны дать жен нашим сыновьям. У Стэнджерсона есть сын, у Дреббера тоже, и каждый из них с радостью примет в дом твою дочь. Пусть она выберет одного из двух. Оба молоды, богаты и исповедуют нашу святую веру. Что ты на это скажешь?
14
Гебер
Ферье, сдвинув брови, молчал.
— Дайте нам время подумать, — сказал он наконец. — Моя дочь еще очень молода, ей рано выходить замуж.
— Она должна сделать свой выбор за месяц, — ответил Янг, подымаясь с места. — Ровно через месяц она обязана дать ответ.
В дверях он обернулся; лицо его вдруг налилось кровью, глаза злобно сверкнули.
— Если ты, Джон Ферье, — почти закричал он, — вздумаешь о своими слабыми силенками противиться приказу Четырех, то ты пожалеешь, что твои и ее кости не истлели тогда на Сьерра-Бланка!
Погрозив ему кулаком, он вышел за дверь. Ферье молча слушал, как хрустит галька на дорожке под его тяжелыми сапогами.
Он сидел, упершись локтем в колено, и раздумывал, как сообщить обо всем этом дочери, но вдруг почувствовал ласковое прикосновение руки и, подняв голову, увидел, что Люси стоит рядом.
— Я не виновата, — сказала она, отвечая на его недоуменный взгляд. — Его голос гремел по всему дому. Ах, отец, отец, что нам теперь делать?
— Ты только не бойся! — Он притянул девушку к себе и ласково провел широкой грубой ладонью по ее каштановым волосам. — Все уладится. Как тебе кажется, ты еще не начала остывать к этому малому?
В ответ послышалось горькое всхлипывание, и ее рука стиснула руку отца.
— Значит, нет. Ну и слава Богу — не хотел бы я услышать, что ты его разлюбила. Он славный мальчик и настоящий христианин к тому же, не то, что здешние святоши, несмотря на все их молитвы и проповеди. Завтра в Неваду едут старатели — я уж как-нибудь дам ему знать, что с нами приключилось. И насколько я понимаю, он примчится сюда быстрее, чем телеграфная депеша!
Это сравнение рассмешило Люси, и она улыбнулась сквозь слезы.
— Он приедет и посоветует, как нам быть, — сказала она. — Но мне страшно за тебя, дорогой. Говорят… говорят, что с теми, кто идет наперекор Провидцу, всегда случается что-то ужасное…
— Но мы еще не идем ему наперекор, — возразил отец. — А дальше видно будет, еще успеем поостеречься. У нас впереди целый месяц, а потом, мне думается, нам лучше всего бежать из Юты.
— Бросить Юту!
— Да, примерно так.
— А наша ферма?
— Постараемся продать, что можно, выручим немного денег, а остальное — что ж, пусть пропадает. По правде говоря, Люси, я уже не раз подумывал об этом. Ни перед кем я не могу пресмыкаться, как здешний народ пресмыкается перед этим чертовым Провидцем. Я свободный американец, и все это не по мне. А переделывать себя уже поздно. Если он вздумает шататься вокруг нашей фермы, то, чего доброго, навстречу ему вылетит хороший заряд
— Но они нас не выпустят!
— Погоди, пусть приедет Джефферсон, и мы все устроим. А пока ни о чем не беспокойся, девочка, и не плачь, а то у тебя опухнут глазки, и мне от него здорово попадет! Бояться нечего, и никакая опасность нам не грозит.
Джон Ферье успокаивал ее весьма уверенным тоном, но Люси не могла не заметить, что в этот вечер он с особой тщательностью запер все двери, а потом вычистил и зарядил старое, заржавленное охотничье ружье, которое висело у него над кроватью.
ГЛАВА IV. ПОБЕГ
На следующее утро после разговора с мормонским Провидцем Джон Ферье отправился в Солт-Лейк-Сити и, найдя знакомого, который уезжал в горы Невады, вручил ему письмо для Джефферсона Хоупа. Он написал, что им угрожает неминуемая опасность и что крайне необходимо, чтобы он приехал поскорее. Когда Ферье отдал письмо, на душе у него стало легче, и, возвращаясь домой, он даже повеселел.
Подойдя к ферме, он удивился, увидев, что к столбам ворот привязаны две лошади. Удивление его возросло, когда он вошел в дом: в гостиной весьма непринужденно расположились двое молодых людей. Один, длиннолицый и бледный, развалился в кресле-качалке, положив ноги на печь; второй, с бычьей шеей и грубым, одутловатым лицом, стоял у окна, заложив руки в карманы, и насвистывал церковный гимн. Оба кивнули вошедшему Ферье.
— Вы, вероятно, нас не знаете, — начал тот, что сидел в кресле-качалке. — Это сын старейшины Дреббера, а я Джозеф Стэнджерсон, который странствовал с вами в пустыне, когда Господь простер свою руку и направил вас в лоно истинной церкви.
— Как направит он всех людей на свете, когда придет время, — гнусавым голосом подхватил второй, — У Бога для праведных места много.
Джон Ферье холодно поклонился. Он догадался, кто они, эти гости.
— Мы пришли, — продолжал Стэнджерсон, — просить руки вашей дочери для того из нас, кто полюбится вам и ей. Правда, поскольку у меня всего четыре жены, а у брата Дреббера — семь, то у меня есть некоторое преимущество.
— Ничего подобного, брат Стэнджерсон! — воскликнул Дреббер. — Дело вовсе не в том, сколько у кого жен, — главное, кто сможет их содержать. Мне отец передал свои фабрики, стало быть, я теперь богаче тебя.
— Зато виды на будущее у меня лучше! — запальчиво возразил Стэнджерсон. — Когда Господь призовет к себе моего отца, мне достанется его кожевенный завод и дубильня. Кроме того, я старше тебя и выше по положению!
— Пусть девушка выберет сама, — усмехнулся Дреббер, любуясь своим отражением в зеркале. — Мы предоставим решать ей.
Джон Ферье слушал этот разговор у двери, кипя от злости и еле сдерживая желание обломать свой хлыст о спины гостей.
— Ну, вот что, — сказал он, шагнув вперед. — Когда моя дочь вас позовет, тогда и придете, а до тех пор я не желаю видеть ваши физиономии!
Молодые мормоны остолбенело воззрились на хозяина. По их понятиям, спор из-за девушки был высочайшей честью и для нее и для ее отца.
— Из этой комнаты два выхода, — продолжал Ферье, — через дверь и через окно. Который вы предпочитаете?