Шерлок Холмс. Новые заметки доктора Ватсона
Шрифт:
Ее красивое лицо исказилось от злости.
— Что вы снова здесь делаете в этом… Фред! Нигель!
Два калеки вышли из соседней комнаты. У одного из них в руке было оружие, правда, направленное вниз. Я не дал ему времени пожалеть о своей ошибке. Я вытащил из кармана револьвер и выстрелил. Он упал на пол. Его друг не знал, что делать: то ли обрушить на меня свой костыль, то ли хвататься за оружие. Через секунду я приставил пистолет к его глазу, и ему уже не нужно было принимать решение.
Я взял костыль,
— Понятно, — сказал я. — Вы хотели не просто продать секрет, вы планировали представить действующую модель. Как вы собирались протащить этона борт?
— Назвав это частями механизма. Даже если бы на таможне открыли коробку, это бы так и выглядело. — Лицо Лизабет было потрясающим при этом неземном свечении. — Что теперь, мистер Холмс? — робко спросила она.
— Все кончено, — сказал я.
— Необязательно. Если кое-ктособирался разбогатеть на этой технологии, то почему это не можем быть мы? — Кто, кроме вас и меня?
— Только вы и я. Мы можем разделить деньги и… многое, многое другое.
Предательство может носить маску красоты, и ее маска была изящной. Кто-нибудь менее опытный мог ей поверить. Но не я. Гул, который я слышал раньше, исходил от электрического генератора, чья энергия превращалась в тепловую. Груда металла на полу была алюминием.
— Не оскорбляйте нашу разведку, мисс Паркинс. Вы не могли все это организовать сами. Электричество, печь для выплавки, шаблон, скомпонованные куски натурального шпона. Этим занималась целая организация. Все было спланировано еще до того, как украли секретные чертежи. Превосходный план! Вы ничего не переносили в повязках. Они были нужны для отвода глаз. Вы тайно переправляли костыли.На борт корабля проносились алюминиевые костыли, каждый стоимостью от пятисот до тысячи фунтов, покрытые шпоном. Ватсон разгадал секрет, и несколько ваших калек избили его этими костылями. Деревянное покрытие сбило нас с толку и не позволило определить, чем были нанесены удары. Вы заплатите за это, моя дорогая. Вы состаритесь и станете уродливой за годы, проведенные в тюрьме.
Что-то было не так. Она не сильно испугалась. В ее позе и выражении лица ощущалось самодовольство профессионального игрока, уверенного в благополучном исходе игры. Теперь я знал все, что мне было нужно.
— Спасибо, — сказал я ей. — Я уже знаю, кто…
И тут резко открылась дверь, и мужчина с пистолетом в руке начал усеивать все пулями. Я быстро пригнулся, не желая рисковать своей жизнью, но успел заметить, как Нигель (или Фред) развернулся, намереваясь уйти. Паркинс сделала большую
«Дорогой» выстрелил в нее и исчез в дверном проеме. Она крутнулась и упала спиной на тигель.
Ее крик не был просто криком, вырвавшимся из горла женщины. Он как будто вырывался из глубины ее души. Ее охватил огонь, она корчилась и продолжала кричать. Я подбежал к ней и сбил языки пламени, но было уже слишком поздно.
— Вы сделали это ради… — я назвал имя.
Ее голос стал похож на карканье, он доносился из обугленного и покрывшегося волдырями месива, но это был все еще голос человека.
— Я… любила… его, — сказала она.
— Очевидно, он не разделял ваших чувств, — сказал я, но не думаю, что она была еще жива и услышала это. Я ушел. Мне было о чем доложить.
Около министерства меня ожидал посыльный, который вложил мне в руку записку, я дал ему на чай, но даже не потрудился взглянуть на нее.
Майкрофт встретил меня возле кабинета замминистра.
— Ну? — спросил он.
— Сейчас все узнаешь, — сказал я ему и вошел в кабинет без стука.
Замминистра почесывал свои бакенбарды.
— А, мистер Холмс, так скоро с результатами?
— И еще какими, господин заместитель министра! А вот и один из них.
Я подошел к нему, ухватился за его бакенбарды и дернул их изо всей силы.
Он вскрикнул, но не так громко, как если бы я дернул за его собственные волосы. Эти были искусственными, приклеенными к лицу.
— Я знал об этом, — сказал я. — По тому, как вы почесывали их. Человек, который годами носит бакенбарды, привыкает к ним. А вы сбрили их, чтобы можно было заниматься грязным бизнесом на причале и не быть узнанным, а потом приклеивали их каждый раз перед тем, как идти сюда.
Его раскрасневшееся лицо теперь выражало ненависть, ненависть порочного человека, который мог предать свою страну и получать удовольствие, наблюдая, как его люди превращают в месиво тело такого хорошего человека, как Ватсон.
Майкрофт стоял рядом со мной.
— Сэру Карлу легче всего было украсть чертежи, — сказал он.
— Конечно. Вы же присутствовали при избиении Ватсона до полусмерти, не так ли, сэр Карл?
— Вы, мелкие сошки, что вы можете мне сделать?
Мне хотелось рассмеяться, но внешне я оставался невозмутимым.
— Ответьте на мой вопрос. Вы же наблюдали? По крайней мере, Ватсон наверняка видел вас, потому что он говорил мне что-то о вас, то, чего я сразу не понял. Я предлагаю вам сделку, сэр. Вы отвечаете на мой вопрос, и я отвечу на ваши.
Он постучал своими необычными пальцами по столу.
— Очень хорошо. Да, я был там. Ваш друг умолял нас прекратить.
У меня все похолодело внутри.
— А вы?