Шерлок Холмс. Все повести и рассказы о сыщике № 1

Конан Дойль Артур

Но однажды я получил известие, что он умирает. Я поспешил в сад при его доме, вне себя от бешенства, что он уходит из моих рук, и, заглянув в окно, увидел его в постели, по краям которой стояли оба его сына. Я пробрался бы туда и сумел бы управиться со всеми тремя, но сразу заметил, как у него вдруг отвисла челюсть, и понял, что он умер. Ночью я все-таки забрался в его комнату и перерыл бумаги в надежде найти указания о месте, где он спрятал свои сокровища. Однако об этом не оказалось ни строчки, и я ушел страшно огорченным и взбешенным. Прежде чем покинуть комнату, я вспомнил, что если когда-либо мне придется встретиться с моими друзьями-сейками, им будет приятно узнать, что я оставил знак нашего мщения; поэтому я нацарапал «Знак четырех» в том виде, каким он был на плане,

и приколол его к груди мертвеца. Было бы уж слишком, если бы его опустили в могилу без какого-нибудь знака от людей, которых он обобрал и провел.

Все это время мы добывали себе пропитание, показывая бедного Тонгу на ярмарках и подобного рода местах, как черного каннибала. Он ел сырое мясо и танцевал военный танец, и к концу вечера у нас набиралась целая шляпа медных монет. Я получал все новости из Пондишерри, но несколько лет ничего не было слышно, за исключением того, что там продолжают искать клад. Наконец произошло давно ожидаемое нами событие: нашли клад. Он оказался на чердаке дома, где была химическая лаборатория мистера Бартоломея Шольто. Я сейчас же явился туда, чтобы взглянуть на место, но не знал, как взобраться с моей деревяшкой на крышу. Однако я узнал, что в крыше есть подъемная дверь, узнал также и час ужина мистера Шольто. Мне казалось, что Тонга легко может справиться с этим делом. Я привел его с собой и обвязал его длинной веревкой вокруг пояса. Тонга умел лазать, как кошка, и скоро спустился с крыши в комнату, но, на свое несчастье, Бартоломей Шольто был еще там. Тонга думал, что, убив его, он поступит чрезвычайно умно, и потому, когда я поднялся вверх по веревке, то нашел его гордо расхаживающим, как павлин. Он очень удивился, когда я ударил его концом веревки и проклял его, назвав кровожадным чертенком. Я взял ящик с драгоценностями и спустил его вниз, а затем и сам спустился на землю, оставив на столе «Знак четырех», чтобы показать, что клад достался, наконец, тем, кому он принадлежит по праву. Тонга тогда втянул вверх веревку, запер окно и ушел тем же путем, каким пришел.

Мне, кажется, нечего больше рассказывать вам. Я слышал, как один лодочник говорил о быстроте хода баркаса Смита «Аврора», и подумал, что он пригодится нам для бегства. Я сговорился со стариком Смитом и должен был дать ему хорошую плату в случае, если он в целости доставит нас на корабль. Он, без сомнения, догадывался, что дело нечистое, но не знал нашей тайны. Все это чистая правда, и говорю ее вам, господа, не для того, чтобы позабавить вас, – ведь нельзя сказать, чтобы вы оказали мне хорошую услугу, – но потому, что считаю, что лучшей защитой для меня будет, если я ничего не скрою; пусть весь свет знает, как дурно поступил со мной майор Шольто, и пусть знает, что я неповинен в смерти его сына.

– Замечательный рассказ, – сказал Шерлок Холмс. – Подходящее окончание чрезвычайно интересного дела. В последней части вашего рассказа нет ничего нового для меня за исключением того, что вы принесли веревку. Этого я не знал. Между прочим, я надеялся, что Тонга потерял свои стрелы, однако он бросил одну в нас, когда мы были на баркасе.

– Он потерял их все, сэр, за исключением одной, которая была у него в той трубке, из которой он ими стрелял.

– Ах, конечно, – сказал Холмс. – Я и не подумал об этом.

– Хотите ли вы задать мне еще вопросы? – любезно осведомился каторжник.

– Кажется, нет, благодарю вас, – ответил мой приятель.

– Ну, Холмс, – сказал Этелни Джонс, – вы человек, которого следует ублажать, и все мы знаем, что вы знаток преступлений, но долг остается долгом, и я зашел, несколько дальше, исполнив желание вашего друга. Я буду чувствовать себя спокойно, когда наш рассказчик будет под замком. Кеб все еще ожидает нас внизу, а также и два инспектора. Очень обязан вам обоим за помощь. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, господа, – сказал Джонатан Смолль.

– Вот и конец нашей маленькой драмы, – заметил

я после короткого молчания, во время которого мы продолжали курить наши трубки. – Боюсь, что это мой последний опыт изучения вашего метода. Мисс Морстэн сделала мне честь принять меня как будущего своего супруга.

Холмс испустил печальный вздох.

– Я боялся этого, – сказал он. – Право, не могу поздравить вас.

– Есть у вас причина быть разочарованным моим выбором? – спросил я, несколько обиженный этим.

– Ровно никакой. Я нахожу ее одной из самых очаровательных барышень, каких я когда-либо встречал. Но любовь – чувство, а всякое чувство противоположно чистому, холодному рассудку, который я ставлю выше всего на свете. Я сам никогда бы не женился, чтобы не затемнить рассудка.

– Надеюсь, что мой рассудок переживет это испытание, – со смехом ответил я. – Но у вас утомленный вид.

– Да, реакция уже началась. Я буду настоящей тряпкой, по крайней мере, неделю.

– Странно, – сказал я, – как периоды того, что я назвал бы леностью в другом человеке, чередуются у вас с припадками блестящей энергии и силы.

– Да, – ответил он, – во мне есть все задатки бродяги и в то же время доброго малого. Я часто думаю о словах старика Гете: «Жаль, что природа сотворила из тебя только одного человека; материала хватило бы и на достойного человека, и на мошенника». Кстати, по поводу этого Норвудского дела, видите, вышло, как я предполагал, в доме был сообщник, некто иной, как дворецкий Лаль Рао, так что Джонс может похвалиться, что один поймал в сети большую рыбу.

– Как, однако, несправедливо для вас окончилось дело, – заметил я. – Я приобрел себе жену, Джонс – почет. Скажите, что же остается вам?

– Мне остается еще склянка кокаина, – сказал Шерлок Холмс, протягивая к ней свою длинную белую руку.

Приключения Шерлока Холмса

Рассказы

Скандальная история в Богемии

I

Я только что женился и поэтому за последнее время редко виделся с моим другом Шерлоком Холмсом.

Мое собственное счастье и домашние интересы всецело завладели мной, как это обыкновенно бывает с человеком, который обзаводится собственной семьей, тогда как Шерлок Холмс по своей цыганской натуре не питал ни малейшей склонности к семейной жизни. Он продолжал жить в нашей старой квартире на Бейкер-стрит, был по-прежнему завален старыми фолиантами, и по-прежнему приступы полнейшей апатии сменялись в нем вспышками энергии. Он все еще продолжал изучать преступления и, благодаря своим выдающимся способностям и необыкновенной наблюдательности, ему удавалось разгадывать такие преступления, которые полиция давным-давно уже причислила к разряду безнадежных. Время от времени до меня доносились смутные слухи о его деятельности: я слышал о его командировке в Одессу для раскрытия одного политического убийства, о его поездке в Тримонали, и, наконец, о миссии, принятой им по поручению голландского двора, и выполненной им с таким тактом и успехом.

А затем о деятельности моего старого друга и сожителя я знал не более остальных подписчиков газет, читавших подробности о его похождениях.

Однажды вечером – это было 20 марта 1888 года – я проходил по Бейкер-стрит. Я возвращался с консилиума, так как, надо сказать, снова занялся докторской практикой. Когда я подошел к столь знакомой мне двери, мною овладело страстное желание навестить Холмса, чтобы узнать, какому делу он в настоящее время посвящает свой необыкновенный талант. Его комнаты были ярко освещены, и я увидал тень его высокой худощавой фигуры. Опустив на грудь голову, и заложив за спину руки, он быстро шагал взад и вперед по своей комнате. Я слишком хорошо знал все его привычки, чтоб сразу не понять, что он снова что-то замышляет. Я позвонил и вошел в комнату, в которой некогда жил вместе с ним.