Шесть алых журавлей
Шрифт:
– Но… – Я увидела, как Хасё покачал головой, и замешкалась. Конечно, он был прав. В данном случае спорить не стоит. Но с языка все равно неосмотрительно сорвались слова: – Но до Летнего фестиваля осталось две недели…
Один из братьев пихнул меня сзади. На этот раз их немое предостережение сработало, и я плотно сжала губы.
Глаза отца смягчились на долю секунды, но затем он строго ответил:
– Летний фестиваль проходит каждый год, Сиори. Тебе полезно понять, что у твоих поступков есть последствия.
– Да, отец, – прошептала я, несмотря
Фестиваль и в самом деле проводился ежегодно, но это была моя последняя возможность провести его с братьями. Затем мне исполнится семнадцать, и меня выдадут замуж… нет, отошлют жить с будущим мужем.
А я все испортила.
Отец наблюдал за мной, будто ждал, что я начну молить о снисхождении, придумывать оправдания и вообще делать все возможное, чтобы он передумал. Но Кики, трепетавшая под моей ладонью, вынудила меня промолчать. Если ее найдут, последствия будут намного хуже, чем запрет на посещение фестиваля.
– Я был чересчур мягок с тобой, Сиори, – тихо добавил отец. – Поскольку ты младшая из моих детей, я дал тебе слишком много свободы и позволил бегать, как сорванец, в компании братьев. Но ты уже не ребенок. Ты принцесса Кияты, единственная принцесса нашего королевства. Пришло время стать леди, достойной этого титула. Твоя мачеха согласилась помочь тебе.
В животе все сжалось от страха. Мой взгляд переметнулся к мачехе, которая так и не сдвинулась с места у окна. Я совсем забыла о ее присутствии, что кажется невозможным, стоит ее заметить.
Она обладала необычайной красотой, такую поэты увековечивали в легендах. Моя мать считалась самой прекрасной женщиной в Кияте, и судя по ее портретам, это не преувеличение. Но вполне вероятно, что моя мачеха – самая прекрасная женщина во всем мире.
Поразительные опаловые глаза, губы как бутон розы, блестящие волосы эбенового оттенка, что ниспадали длинным атласным полотном на спину. Но поистине запоминающимся в ее облике был шрам, идущий диагональю по лицу. Любой другой человек попытался бы спрятать его, чтобы не вызывать опасений у окружающих. Но моя мачеха не из таких, и каким-то образом это только прибавляло ей шарму. Она даже не пудрила лицо, игнорируя современные модные тенденции, и не наносила воск на волосы, чтобы придать им лоска. И пусть служанки жаловались, что их госпожа совершенно не пользовалась косметикой, никто не мог поспорить, что ее естественная красота была ослепительна.
Райкама – так называли ее за спиной. Безымянная королева. Давным-давно, когда она жила на своей родине к югу от Кияты, у нее было имя, но знали его только отец и несколько доверенных чиновников. Мачеха никогда его не называла, как и не рассказывала о своей жизни до супружества с императором.
Избегая ее взгляда, я уставилась на свои руки.
– Отец, мачеха, мне искренне жаль, если я опозорила вас. Это не входило в мои намерения.
Отец коснулся моего плеча.
– Я больше не хочу видеть тебя у озера. Лекарь сказал, что ты чуть не утонула. О чем ты вообще думала, убежав из дворца?
– Я… –
– Она утверждает, что видела дракона, – перебил Андахай таким тоном, который ясно давал понять, что он мне не верил.
– Не во дворце! – воскликнула я. – В Священном озере.
Мачеха, доселе хранившая молчание, внезапно напряглась.
– Ты видела дракона?
Ее любопытство застало меня врасплох, и я часто заморгала.
– Я… да.
– Как он выглядел?
Что-то в ее светлых, каменных глазах не позволяло мне, прирожденной лгунье, соврать.
– Маленьким… с изумрудной чешуей и красными, как солнце, глазами. – Следующие слова дались мне с трудом: – Уверена, мне привиделось.
Плечи Райкамы едва заметно опустились. На лице вновь появилось хладнокровное выражение, подобно маске, которую она случайно сняла на мгновение.
– Твой отец прав, Сиори, – мачеха натянуто улыбнулась. – Тебе не помешает проводить больше времени во дворце и научиться отличать фантазии от реальности.
– Да, мачеха, – пробормотала я.
Удовлетворенный моим ответом, отец что-то прошептал ей и ушел. А вот мачеха осталась. Она единственный человек, чьи эмоции я не могла прочесть. Ее глаза обрамляли крупицы золота – глаза, что сковывали меня льдом. Что крылось в их глубинах, было мне неведомо: пустота или нерассказанная история?
Когда братья посмеивались над моим страхом перед ней, я всегда говорила: «Меня пугают только ее змеиные глаза». Но в глубине души понимала, что дело в другом.
Хоть Райкама никогда не говорила и не показывала этого, она меня ненавидела.
Я не знала почему. Раньше мне казалось, что все из-за моего сходства с матерью. Отец говорил, что она свет, который озарял его фонарик, императрица его сердца. Когда мама умерла, он возвел храм в ее честь и молился в нем каждое утро. Вполне логично, что мачеха презирала меня за вечное напоминание о ней – этой сопернице, находившейся вне ее досягаемости.
Однако вряд ли причина крылась в этом. Мачеха ни разу не жаловалась, когда отец чествовал мою мать, ни разу не просила называть ее императрицей вместо супруги. Казалось, она просто хотела, чтобы ее оставили в покое. Я часто гадала, не предпочла бы она, чтобы ее звали Безымянной королевой, а не официальным обращением – «ваше сиятельство», дань уважения ее красоте и титулу.
– Что у тебя под ладонью? – спросила мачеха. Моя птичка подползла ближе к краю кровати, и я только сейчас поняла, как неуклюже выглядела, пытаясь прикрыть ее.
– Ничего!
– Тогда положи руки на колени, как подобает принцессе Кияты.
Она выжидающе смотрела на меня, и мне ничего не оставалось, кроме как послушаться.
«Кики, умоляю, не шевелись!»
Стоило поднять руку, как Райкама схватила Кики с одеяла. К моему облегчению, та не двигалась. Любой бы подумал, что это обычный кусок бумаги.