Шесть часов утра
Шрифт:
Скрипит тормозами скорая.
– Паша, ты где?! Идем скорее.
Торопливо скидываю халат, бегу вниз. На прощание оглядываюсь назад, на горящие окна больницы. На третьем этаже виднеется смутный силуэт. Это механизатор дополз до окна и смотрит вниз. Видимо, ждет своего друга.
Ему хорошо.
Автобус
В конце прошлого тысячелетия, а точнее в 1997 году, я поступил в Полоцкое медицинское училище, чем начал свою карьеру.
В то время я жил в соседнем городе Новополоцке. Города находились довольно близко друг от друга и строились с таким расчетом, что однажды они сольются
Уже в двухтысячных объединили местные военкоматы, на этом процесс слияния, собственно, и закончился.
Между городами ходили автобусы. Пятерка и десятка. Каждые тридцать минут на остановку приходил старенький забитый до отказа «Икарус». В него каким-то чудом утрамбовывалось еще какое-то количество пассажиров, и автобус ехал до следующей остановки. Там история повторялась: пассажиры, нарушая все мыслимые законы физики, уплотнялись снова. И уже тогда «Икарус» приезжал к моему дому.
Когда дверь его от-грх-гр-тррр-рывалась, пассажиры, которым не повезло подняться хотя бы в салон автобуса, вываливались наружу, повисали на поручнях, с матюками и стонами старались найти свое место в мире. А в спину их уже таранили те, которым нужно было уехать с моей остановки. И место находилось, и еще, и еще немножко…
– А ну-ка, выдохнули, товарищи!
И еще немножко.
Хорошо, если в спину тебя толкают дюжие работники завода «Стекловолокно». Тогда можно поджать ноги, и неведомые силы рабочего класса сами внесут тебя в душное и тесное нутро общественного транспорта. Хуже, когда эти боевые единицы успели прорваться внутрь раньше тебя. Вот тогда биться в каменные спины, обтянутые пахучими пуховиками, совершенно бесполезно. Пролезать под ногами просто опасно – затопчут и не заметят. Остается вжиматься в эти спины, отталкиваясь руками и ногами от поручней в надежде, что дверь автобуса зак-к-ргх-гр-оется, не отхватив тебе руки по локоть, и ты таки доедешь сегодня на микробиологию.
Потому что следующий автобус через полчаса. А до начала занятий каких-то сорок минут. А надо еще доехать. Поэтому – и снова бой, покой нам только снится.
И я такой был не один. С моей остановки автобус штурмовали полдесятка девочек-медсестричек, которым тоже не повезло жить в другом городе. Они безмолвно приняли мое гендерное лидерство, и не раз я возглавлял девичий штурм на «Икарус». Втиснешься, окруженный волнительной близостью (да что там близостью, практически молекулярным проникновением), и стоишь, получаешь удовольствие от процесса поездки. Справа – Анечка из третьей группы примыкает к тебе пышной грудью. Слева – Маша, у которой новые духи, и они уже кружат тебе голову, сзади – надежный тыл в виде мягкой Вероники, а лицом практически соприкасаешься с Валечкой. И это почти поцелуй. Мало ли надо в семнадцать лет! Я окружен цветущим садом, и пусть работники «Стекловолокно» мне завидуют.
А еще с моей остановки ездила наша преподавательница по анатомии. О том, что она преподавательница, я узнал только на вторую неделю. Ну штурмует вместе со мной автобус полная тетка за сорок в каком-то бесформенном пальто и противной пушистой шапке. Почему противной? Да лезет эта шапка всем в лицо, когда наполнение салона становится критическим. Стоишь и отплевываешься от этой то ли крольчатины, то ли нутрии. Я в мехах не разбираюсь.
Проехались пару раз. Хорошо, что не поругались. Потому что седьмого сентября я увидел в расписании первое
Тамара Ивановна вплыла в аудиторию, и сразу же ее взгляд остановился на мне.
– А-а, – протянула она вместо приветствия.
– Здрась-сьте, – приподнялся над партой я.
– Начнем занятие, – отрезала Тамара Ивановна, всем своим видом давая понять, что рассказывать однокурсницам про наши с ней кульбиты в салоне автобуса совершенно излишне.
Непроизнесенный намек я понял.
Правда, Тамара Ивановна стала меня стесняться. И если мы с ней оказывались в одно время на остановке, то штурмовала автобус как-то вяло. От этого не раз бывало, что мне удавалось втиснуться, а она оставалась снаружи. Дверь за-а… (ну вы поняли), а я смотрел на то, какими глазами моя преподавательница провожает «пятерку» и внутренне холодел. Мне казалось, что в своей неудаче анатомичка обвиняет меня.
Приезжал в училище и тут же объявлял однокурсницам:
– Тамара Ивановна задерживается. Не разбегаться.
Приедет следующим автобусом.
Девчонки сонно кивали и валились на парты. Кто подремать, урвав полчаса тревожного студенческого сна, кто подучить плечевой сустав.
Через полчаса, сильно опоздав к началу занятия, Тамара Ивановна входила в аудиторию и с укором смотрела на меня:
– Ну что, влез?
Я пожимал плечами. Зачем повторять очевидное?
Тамара Ивановна поправляла сбившуюся набок прическу, грозно обводила взглядом притихшую группу студенток.
– Так, кто у нас пойдет к доске?!
И от этого вопроса мы прятались за учебниками и атласами Синельникова.
И была одна неделя, в которой Тамаре Ивановне особенно не повезло. В понедельник я успел нырнуть в щель между работниками «Стекловолокно» и дверью, меня внесли в самое сердце салона и относительно комфортно повесили у поручня. Тамара Ивановна не успела и отчаянно билась в каменные зады плечом.
– Граждане, ну чуть-чуть, ну немножечко! – отчаянно взывала она.
Рабочий класс был глух и слеп. И равнодушен к проблемам презираемой интеллигенции.
Дверь грохнула, анатомичка осталась снаружи.
Во вторник мы взяли старт почти одновременно. Я – в переднюю дверь автобуса, Тамара Ивановна – в заднюю. Я устроился в кильватере могучей старушки с гроздью авосек в ручищах. Старушка, подобно крейсеру, раздвигала плечами хлипких пассажиров и басовито рычала вокруг:
– Уступите пенсионерке место!
Ей тут же освободили место у окна, а под шумок я втиснулся на крошечный пятачок между сидениями.
Я тогда был строен и гибок, как плакучая ива.
Тамара Ивановна ввязалась в битву с парочкой аналогичных старушек на фланге. Но пассажиры сзади оказались покрепче, и старушки застряли на уровне ступенек. Тамара Ивановна попыталась их продавить, за что получила порцию отборных ругательств, проклятий и авоськой по прическе.
– Куда прешь, молодая?! Следующего автобуса жди!
– Но мне надо! – слабо затрепыхалась Тамара Ивановна.
– Всем надо! – отрезали старушки.
И автобус уехал.
В среду нервы Тамары Ивановны не выдержали. Я умудрился втиснуться одним из последних. Повис, упершись ладонями в пространство над дверью, а спиной в какого-то потного мужичка, страдающего от похмелья. Пятки мои зацепились за вторую ступеньку, а носы туфель остались висеть над бездной.