Шесть футов земли истлевшей

Каррэн Тим

Это был Крофт. И не был.

Наступившая тишина, мягко говоря, нервировала.

Мой разум был подобен пустому барабану, и я не мог придумать, о чём заговорить.

А Крофт, казалось, был занят лишь тем, чтобы дышать, словно сам процесс дыхания был утомительным и выматывающим. Всё его тело поднималось со вдохом и сдувалось с выдохом.

Ему всегда было, что сказать: он либо болтал о какой-то чепухе, либо отстаивал свои теории, либо критиковал недавно прочитанную статью.

Но он никогда не молчал.

В доме стоял запах,

который мне не нравился.

Не обычный запах плесени и древних книг, а что-то невыносимо застойное, вроде запертых подвалов и влажных грибниц, разрушенных склепов и прогнившей шёлковой обивки гроба.

Я попытался откашляться, но это оказалось совсем непросто... С каждым дрожанием пламени свечи я ловил случайные проблески лица и рук Крофта, и то, что я видел, очень напоминало слизь.

– Тебе надо выбраться на воздух, хоть ненадолго, - произнёс я.
–

Здесь плохо пахнет, Крофт. Несвеже. Тебе это на пользу не пойдёт.

– Я буду жить, как жил, -

прохрипел он.

– Подожди, я сейчас зажгу ещё свечу, чтобы получше тебя рассмотреть, - я быстро двинулся ко второй свече на столе, начиная думать, что на самом деле не очень-то и хочу видеть лицо Крофта.

Старик издал хриплый, горловой звук.

– Нет... Не надо. Мне не нужен свет, Криг.

Крофт начал тяжело и шумно дышать.

– Видишь ли... Из-за болезни мои глаза стали чувствительны к свету. Я не могу переносить яркий свет. И меня это тревожит и настораживает.

И с этими словами он отодвинулся подальше в тёмный угол комнаты, как червь, прячущийся от солнечных лучей.

И стоило ему двинуться, как я осознал, что отвратительный запах в доме исходил от самого Крофта, словно нечто внутри него разлагалось.

Он сидел в темноте.

А я снова заметил, что его плоть была желеобразной и пористой.

Что-то произошло. Или даже происходит прямо сейчас.

Крофт переносил какие-то чудовищные расстройства души и тела.

В моей голове крутились сотни мыслей, которые мне хотелось прокричать, но я не рискнул даже чуть-чуть повысить голос и спокойно спросил:

– Чем ты занимался, Крофт?

Смутная фигура не двигалась, просто дышала.

– Я думал о всякой всячине, друг мой. О вещах, которым научился. О горизонтах, которые лишь промелькнули вдали. Ведь есть такие силы в этом мире, которые нам никогда не постичь. Предзнаменования. Вероятности. Зловещий ужас, с которым не справиться...

– Возможно... да, возможно, произошедшее со мной за всю жизнь ослепило меня, я отказался от социальных обязательств... Приношу свои извинения. Но я боюсь, что судьба поручила мне такое и показала такие великие откровения, что весь остальной мир доставляет мне лишь скуку и повергает в апатию. Я не могу притворяться, что мне интересно что-то помимо того, чем я занимаюсь.

– Ты же видишь, мои исследования полностью поглощают меня, требуют больших

умственных усилий и концентрации внимания. Я пошёл непроторенной дорогой. И сейчас стою на пороге необъятного космоса, о котором не могу говорить, но вскоре, друг мой, ты обо всём узнаешь... Есть вещи, которыми я хотел бы поделиться с тобой первым. Не стоит их бояться. А затем... затем я покажу тебе, что твой маленький, замкнутый мирок великих истин и больших тайн - лишь капля в море.

Я сидел и смотрел на Крофта.

Да, он был любителем старины, что иногда сказывалось на его манерах и речи, но это всегда было шутки ради.

А сейчас... Сейчас мне было не до смеха. Человек, сидящий напротив меня, был для меня абсолютно чужим.

Мне были незнакомы как его замыслы, так и сама его личность.

Его слова были зловещими и угрожающими, будто он планировал поставить весь мир на колени.

– Твои исследования... они включают в себя Руку Славы?
–

уточнил я.

Крофт рассмеялся, хотя больше это походило на пронзительный гогот, чем на смех.

Неискренний, пустой звук, эхом отразившийся от стен дома.

– Рука Славы? Ох, это такая дешёвая и примитивная проделка по сравнению с тем, что я делаю и что собираюсь ещё сделать!

Я тяжело сглотнул.

– О чём ты?

И снова этот сухой смех.

Он загудел в комнате, ринулся в темноту коридоров и там замер.

– Ты можешь спрашивать сколько угодно, Криг, но тебе могут не понравиться ответы. Ведь это искривление самого пространственного континиума, извращение всего, что ты знал до этого. Криг, мой милый Криг, я говорю о тех, кто гложет и терзает, о тех, чьё хищное касание высасывает костный мозг самих звёзд, о тех, кто вопит и ползает в прерывистой тьме.

– Безнравственный дух, гниющее бытие, ползущая зараза из плоти, крови и мяса. В звёздах над нашими головами есть дыры, Криг... Ты слышишь это клацанье зубов? Станешь ли ты слушать и услышишь ли прежде, чем станет уже поздно?

Он был безумен.

"Какое-то психическое расстройство помутило его разум", - подумал я, поднимаясь на ноги и намереваясь уйти из дома, пока Крофт ещё позволяет мне это сделать.

Ведь я чувствовал в сжимающейся вокруг меня тьме нечто омерзительное, нечто сумасшедшее, и оно хотело высосать досуха мою душу.

– Я... Я должен уйти, -

пробормотал я, пытаясь во мраке нащупать дверь.

– Да, - ответил Крофт резким, срывающимся голосом.
– Думаю, должен.

И я ушёл.

К входной двери я направлялся уже почти бегом.

Тогда я ни капли не сомневался: Крофт был одержим.

– 7-

Когда я вернулся в свою квартирку в Бад-Дюркхайме, меня ждал конверт.

От Крофта.

По почтовому штемпелю я определил, что он отправил письмо пару дней назад.