Шесть месяцев спустя
Шрифт:
– Если ты не против, я мог бы позвонить ему, – говорит отец.
Мы с Мэгги одновременно поворачиваем головы и смотрим на него. Мама тоже таращится.
– Что? – спрашивает он, смотря на нас, как на сумасшедших. – Это так странно, что я хочу замолвить словечко за парня?
Эм, да, это странно. Мой отец, защищающий парня, с которым я постоянно встречаюсь, сродни предзнаменованию
– Вы не должны... – я обрываю Адама, крепко сжимая его пальцы, и выразительно смотрю на него. Его глаза смягчаются, и он начинает снова. – Если вы этого хотите, было бы здорово. Спасибо.
Мама хлопает в ладоши и предлагает пиццу, отец присоединяется к ней, когда она направляется в кухню, диктуя добавки и обсуждая варианты доставки.
Мэгги достаёт, по меньшей мере, четыре флешки, сваливая их на стол в линию.
– Теперь, когда с этим покончено, нам нужно в-вернуться к делу. Где твои маркеры?
Нахмурившись, я взираю на гору работы на кофейном столике.
– Они в рюкзаке. Завернутые в последний кусочек надежды на весёлые каникулы.
Адам смеётся.
Его смех был моим самым первым воспоминанием из потерянных месяцев. И это мой самый любимый звук на земле.
***
Шесть минут. Через шесть минут я войду в эти двойные двери, сяду за парту, и моё будущее изменится.
Я ожидаю на одном из выставленных в ряд пластиковых оранжевых стульев с Адамом и тремя дюжинами выпускников, которых не особо знаю. Остальные уже получили свой балл.
Другие дети здесь выглядят так, будто они выпили по три чашки кофе с Ред Бул. Они елозят на своих стульях и смотрят на часы, потные и нервные, а на лицах застыл ужас.
– Думаю, я был спокойным, расслабленным и собранным, – комментирует Адам.
Я качаю головой.
– Нет, ты сногсшибательный и соблазнительный.
– Да? – Улыбка, которую он адресует мне, возможно, запрещена четырьмя штатами. К сожалению, даже обещание импровизированного свидания не может притупить важность того, что мы ожидаем. По крайней мере, не для него.
И не для меня вообще-то. Ну, может, один раз так и было. Но теперь всё
– Ты пугаешь народ, – говорит Адам.
Я целую его, и из его горла вырывается мычащий звук, когда я отстраняюсь.
– Эй, я не себя имел в виду.
– О, это не для тебя. Мне нужно было прочистить мысли.
– Точно. Прочистить мысли. – Он качает головой и выпрямляется на стуле, принимая серьёзный вид. Как будто ему нужно беспокоиться. Он получит балл, который позволит поступить в любую школу, которую он пожелает.
Должен, но этого может не хватить.
А что касается меня…
– Так какова твоя цель?
Я думаю об этом. О 2155 баллах, которые висят в рамке на холодильнике. Балл, вероятность получения которого ещё раз чрезвычайно мала.
– Не думай о плохом, – говорит Адам. – Ты очень много занималась.
– Знаю, и я готова ко всему. Неважно, какой будет балл, он будет моим.
– Он будет достаточно хорошим для Брауна, – говорит он с абсолютной убеждённостью.
Я вздыхаю и молчу, потому что, возможно, этого не будет. В глубине души я знаю правду. Она жестока и уродлива, но я могу смириться с ней. Могу продолжать дышать.
– Возможно. А может, и нет. – Я пожимаю плечами. – Это не важно. Я знаю, чего хочу. И найду способ это получить.
Он бросает на меня острый взгляд.
– Ну, Бог знает правду.
Мой слишком громкий смех зарабатывает хмурый взгляд от надзирателя. Мне никогда не стать любимицей у учителей. Или лучшей в классе. И это прекрасно. Мне вроде как нравится то, что у меня есть.
– Когда дверь откроется, пожалуйста, найдите свободную парту и садитесь, – говорит надзиратель.
Двери широко распахиваются. Как и моё будущее.
Заметки
[
<-1
]
Общий средний балл.
[
<-2
]
Криминальный район Нью-Йорка.