Шестая колонна. Там, за гранью. Утраченное наследие

Хайнлайн Роберт

– Хм… Наверное, вы правы, Джефф. Что ж, постарайтесь сделать все, что сможете, и поскорее навербуйте как можно больше «священников». Будь у нас хоть сотня надежных агентов, которые работали бы с людьми так же успешно, как вы, – мы могли бы назначить «день Д» уже через месяц. Но пока что это может занять не один год, и вы правильно говорите, – события могут разыграться раньше, чем мы будем к ним готовы.

– Вы понимаете, почему мне не так просто подыскивать «священников»? Тут нужна не только преданность, они должны уметь морочить людям голову. Я этому научился,

когда был хобо. А Алекс не умеет, он слишком честный. Но я уже почти завербовал одного, его фамилия Джонсон. – Да? А что это за человек?

– Раньше торговал недвижимостью и хорошо умеет уговаривать людей. Его бизнес паназиаты, конечно, прикрыли, а в трудовой лагерь он не хочет. Сейчас я его прощупываю.

– Если решите, что подходит, присылайте его сюда. А может быть, сначала я посмотрю на него сам.

– Что-что?

– Я слушал вас и думал, – Джефф, я ведь действительно плохо представляю себе обстановку на местах. Я должен приехать и посмотреть сам. Раз уж мне предстоит командовать парадом, я должен понимать, что к чему. А сидя в этой норе, я отрываюсь от жизни.

– Но я думал, что у нас с вами этот вопрос давно решен, сэр.

– То есть?

– Кого вы оставите исполнять обязанности командира – Кэлхуна?

Ардмор несколько секунд помолчал, потом сказал:

– Идите вы к черту, Джефф!

– А все-таки?

– Ну ладно, давайте об этом не будем.

– Не обижайтесь, командир. Я хотел, чтобы вам все стало ясно, поэтому и говорил так долго.

– Вы правильно сделали. Я хочу, чтобы вы все это повторили, и как можно подробнее. Я посажу Эстеллу и велю ей записать все, что вы скажете. А потом мы из этой вашей лекции сделаем инструкцию для кандидатов в «священники».

– Хорошо, но давайте немного позже, у меня через десять минут служба.

– Неужели Алекс не может даже провести службу?

– Да нет, у него не так уж плохо получается. Его проповеди даже лучше моих. Но это самое удобное время для вербовки, майор: я присматриваюсь к людям, а потом беседую с каждым по отдельности.

– Ладно, ладно, отключаюсь.

– Пока!

На богослужения в храме теперь собиралось множество народу. Томас не обольщался мыслью, что причина этого – особая привлекательность учения о великом боге Моте: уже во время службы вдоль стен накрывали столы, и на них появлялась обильная еда, приобретенная на золото Шира. Тем не менее Алекс справлялся неплохо. На его проповедях Джеффу иногда казалось, что старому горцу в конце концов удалось примирить свою совесть со столь необычной работой, и теперь он как будто проповедовал собственную веру – конечно, с помощью странных символов и не менее странных ритуалов, – но его голос звучал убедительно.

«Если он будет продолжать в том же духе, – сказал себе Джефф, – женщины того и гляди начнут падать в обморок. Надо бы сказать ему, чтобы не так нажимал».

Однако обошлось без неожиданностей, и вот уже зазвучал заключительный гимн. Прихожане пропели его с большим увлечением, после чего дружно направились к столам. Подобрать подходящие мелодии

для гимнов долго не удавалось, пока Джеффа не осенила идея написать новые слова к самым обычным патриотическим песням Америки. Теперь стоило прислушаться повнимательнее, и можно было услышать, как те, кто посмелее, повторяют прежние, подлинные слова.

Пока прихожане были заняты едой, Джефф расхаживал среди них, гладя по головке детей, благословляя всех налево и направо и слушая, о чем они говорят. Когда он проходил мимо одного из столов, какой-то человек встал и остановил его. Это был Джонсон, бывший торговец недвижимостью.

– Можно вас на два слова, святой отец?

– Я слушаю, сын мой.

Джонсон дал понять, что хотел бы поговорить наедине. Они выбрались из толпы и остановились у алтаря.

– Святой отец, я сегодня не могу вернуться домой.

– Почему, сын мой?

– Я так и не смог перерегистрировать свою карточку. Сегодня мой последний льготный день. Если я покажусь дома, мне не миновать лагеря.

Джефф строго посмотрел на него:

– Ты ведь знаешь, что слуги Мота не подстрекают к неповиновению светским властям.

– Но вы же не дадите им меня арестовать!

– Мы не отказываем в убежище. Может быть, дело не так плохо, как тебе кажется, сын мой. Если сегодня ты переночуешь здесь, завтра кто-нибудь может взять тебя на работу и перерегистрировать твою карточку.

– Значит, я могу остаться?

– Можешь.

Томас решил, что Джонсона уже можно оставить навсегда. Если подойдет, поедет в Цитадель для окончательной проверки, а если нет – останется служкой в храме: помощников с каждым днем требовалось все больше, особенно на кухню.

Когда прихожане разошлись, Джефф запер двери и проверил все помещение – не остался ли в храме кто-нибудь, кроме постоянных помощников и тех, кому разрешили остаться на ночь. Таких беженцев набралось больше дюжины; к некоторым из них Джефф присматривался, надеясь впоследствии их завербовать.

Когда осмотр был закончен, а храм убран, Джефф выпроводил всех на второй этаж, в спальни, и запер за ними дверь. Он делал так каждый вечер. Алтарю со всеми спрятанными в нем чудесными приспособлениями непрошеное любопытство не грозило – он был защищен отдельным экраном, который включался из подвала, но на всякий случай Джефф хотел быть уверен, что никто к нему не подойдет. Ежевечернее запирание дверей, конечно, сопровождалось священнодействием, смысл которого сводился к тому, что нижний этаж – место святое и находиться там никому не дозволено.

Алекс и Джефф спустились в подвал, заперев за собой тяжелую, окованную железом дверь. Там в большой комнате стояли силовая установка алтаря, аппарат связи с базой и те самые две койки, которые Малыш Дженкинс раздобыл в их первый день в Денвере. Алекс разделся, принял душ и улегся в постель. Джефф тоже скинул мантию и тюрбан, оставив только бороду – теперь она была у него собственная, – надел комбинезон, сунул в зубы сигару и вызвал базу.

Следующие три часа он диктовал под храп Алекса, а потом тоже лег спать.