Шестая организация

Талова Татьяна

Каас дрожал в холодах и порывах ледяного ветра, несущего колючий снег. Второй или третий, он уже не таял, а милосердно скрывал от глаз подмерзшую осеннюю грязь. Жители бодрились, но не у всех получалось скрыть досаду - поздней осенью столица становилась похожа на огромную свалку при стройке, здания смотрелись кусками арматуры и расколотыми камнями, а парки - метлой дворника, похороненной в завалах щебня и битом кирпиче. Мне было вполне неплохо - успел отвыкнуть от города, а в шапке и с натянутым на нос шарфом, якобы от ветра, я вообще

не привлекал внимания. Как будто и не случилось ничего.

Добравшись до нужного дома, я привычно миновал калитку и первым делом взобрался по лестнице, прислоненной к стене, на чердак - дед наверняка еще не достал обогреватель, зато в кровати четыре резиновых грелки и по всем комнатам раскиданы пледы.

– Стоять!
– гаркнул знакомый голос. С трудом удерживаясь на перекладине, с обогревателем подмышкой, я обернулся.

– А ну, ворюга, поставил грелку обратно!

Прямо на меня глядели большие синие глаза и дула двуствольной винтовки. Опять он вышел на улицу в одном свитере.

– Дед, это я.

– Кто это - я?
– подозрительно спросил Маррей-старший.

– Сколько раз я говорил, что стоит закрывать ход на чердак?

– Отвечай на вопрос!

– Я - это я, Грэд, твой внук.

– Вре-е-ешь, - протянул Мартин.
– Мой внук навещает меня каждую неделю и приносит печенье!

– А я принес...
– Мартин заинтересованно приподнял бровь.
– Дед, ну извини, у меня правда было много дел. На новую работу перевели.

– Спускайся уже...
– недовольно проворчал дедушка, отставил винтовку и приветственно распахнул объятия.

У деда в его девяносто сил на четверых хватит, я едва успел поставить на порог обогреватель.

– А ты вроде как покрепче стал, да?
– радостно улыбнулся он и привычно вгляделся в мое лицо. Без очков, которые дедушка надевает только чтобы разгадать кроссворд в еженедельной газете, такое разглядывание меня не страшило.

– Бледный какой-то, - припечатал дед.
– Выбрался бы, что ли, в отпуск, а то все с работы на работу... Куда направили-то?

– Шестая организация, - я прошел за ним в дом, занес обогреватель и винтовку.

– Да ну?
– удивился дедушка.

– Работа неплохая, платят нормально...

– И не смей снова оставлять деньги на тумбочке!
– прокричал дедушка уже из кухни, пока я стаскивал пальто.

– Хорошо!
– деньги я уже положил на полку в прихожей, придавив старой вазочкой.
– А ты не забывай про куртку, когда выходишь на улицу!

– Да еще лето...
– дед уже появился, протягивая мне стакан чая. Полстакана успел вылить в горшок с цветком, пока он отвернулся.

Мартину даже в голову не пришло требовать, чтобы я снял шапку - он вообще, в отличие от отца и бабушки, довольно наплевательски относился к моему внешнему виду, а манеры и этикет искренне считал никому ненужной шелухой. Это с ним я ходил к татуировщику в пятнадцать лет, кстати говоря, и он единственный

назвал меня пижоном, когда я впервые завязал галстук.

Жилище у Маррея-старшего маленькое и уютное, непохожее на стандартные городские квартиры. Кроме цветов и старого оружия, занимающего отдельный стенд, здесь имеется самодельная мебель, к чему-то (например, к весьма корявому стулу, на который страшно садиться) и я в детстве приложил руку. И на весь дом полагается только одна электрическая лампа - в аквариум для пауков.

Дедушка гордо прошествовал к стеклянному ящику, занимающему целый угол, и указал на паучье сообщество. Тропические змееловы - любимые дети Мартина после меня. Огромных пауков, - примерно с ладонь взрослого мужчины, - дедушка привез из поездки в Южный союз во время работы над докторской по биологии, отцу тогда было лет пятнадцать. Парочка мохнатых милашек дала потомство, еще пару дед взял у коллеги, у которого жена не пожелала жить в одной квартире с таким богатством. Моя же бабуля отреагировала на живность спокойно, нервы у нее были железные. Ну а когда мне исполнилось то ли три, то ли четыре, а вернее, когда ушла мать, пауки стали моими любимыми игрушками - поскольку у отца хватало забот, я жил у бабушки с дедушкой, а играть с пистолетами мне позволили только в десять. Так что одной из семейных традиций у нас стали прививки от яда редкого тропического паука.

Восьминогие твари были активны и всеядны, однажды, лет в девять, я нашел дохлого ужа в канаве и, искромсав тупым ножиком, бросил им, чтобы проверить название. Дед ругался, увидев в паутине куски непонятного происхождения, но недолго - свою часть экспериментов с питанием пауков он уже успел поставить.

– У тебя что, новый?
– я привычно снял крышку и потянулся к ближайшему, аккуратно поднял. Тот несколько лениво прогулялся по вытянутой руке, понимая, что я вряд ли его добыча, и замер на плече.

– Ага, - довольно отозвался дедушка.
– Я назвал его Квентин. Эти дураки из организации для стариков наконец-то догадались подарить что-то нужное.

На стене в рамке уже красовалась газетная вырезка - счастливый дедушка с пауком на ладони, не менее счастливые соцработники и статья с жутким названием "Восемь ног радости!". Дедушка методично выковыривал из печенья изюм и кидал в аквариум, на паутину, но сытые и наглые пауки не спешили реагировать на "добычу".

Все было как всегда: мы поболтали о пауках, попили чай (я неизменно выливал его в цветы, а печенье пришлось ломать и прятать в карман), чтобы дед не говорил обо мне, я расспрашивал его обо всем подряд. Напоследок он похвастался тем, что его снова пригласили провести курс лекций в университете, и показал недавно приобретенный револьвер 1999 года - сказал, что точно такой был у его отца, моего прадеда. То ли он действительно с детства угадывал, чем меня можно заинтересовать, то ли большинство интересов я унаследовал от него.