Шестая жена

Холт Виктория

Да, надо хорошенько все продумать, все тщательно взвесить.

В комнату вошла гувернантка Елизаветы, Кэт Эшли, и, увидев, что ее подопечная, задумавшись, сидит у окна, спросила, что случилось.

— Ничего, — ответила принцесса.

— Увидев вашу милость, я подумала, что у вас жар. Ваши щеки горят, а глаза ярко блестят. Мне кажется, вам лучше лечь.

— Молю тебя, Кэт, не мешай мне. Я совершенно здорова.

— Ваша милость обеспокоены письмом, которое вы получили?

— А откуда ты узнала, что я получила письмо?

— Во имя любви к вашей милости, я смотрю во все глаза и держу ушки на макушке. Признайтесь,

моя милая, это ведь письмо от адмирала?

Елизавета взглянула на Кэт и расхохоталась. «Бывают мгновения, когда она так похожа на свою мать», — подумала Кэт Эшли.

— Ну и что, если даже и от него? — спросила Елизавета.

— Он очень обаятельный мужчина, этот сэр Томас, и я сама его очень люблю, но он не имеет права писать вам.

— Теперь он — лорд Садли, если тебе угодно. Ты ведь знаешь, что первое, что сделал мой брат, став королем, — это возвысил своего дорогого дядюшку. Так что он теперь не просто сэр Томас Сеймур, а милорд Садли. Мой брат, моя дерзкая Кэт, так же как и ты, очень любит этого обаятельного мужчину!

— Да, но ведь новые титулы получили и все другие члены Совета, правда? Лорд Хертфорд стал герцогом Сомерсетом, а сэр Томас Райотесли — милордом Саусхемптоном.

— Да, но у господина Райотесли отобрали его печать, а Томас Сеймур по-прежнему пользуется любовью моего брата и получил новые земли и титул.

— И сестра короля, конечно, любит этого человека не меньше, чем ее брат?

Кэт Эшли была прирожденной сплетницей — она обожала перемывать косточки другим людям, она живо интересовалась делами окружавших ее людей и была любопытна сверх всякой меры, хотя и из добрых побуждений. Ей не терпелось узнать, не произошло ли чего-нибудь интересного, чтобы поахать или поохать, и если таких событий не было, то она всегда была готова слегка подстегнуть их. Но самым главным на земле для нее было благополучие ее маленькой принцессы. Елизавета это знала, и поскольку одним из ее величайших желаний было пользоваться любовью и восхищением тех, кто ее окружал, то она всегда была очень преданна и внимательна к Кэт Эшли.

— Да что ты! — воскликнула принцесса. — Разве это не глупо — любить человека, за которого не можешь выйти замуж?

— Конечно глупо! — вскричала Кэт. — Ведь стоит только слегка намекнуть ему, что он тебе нравится, как ему не будет удержу.

И они вместе рассмеялись.

— Совет никогда не даст согласия на этот брак, правда, Кэт? — задумчиво спросила Елизавета.

— Правда.

— Они теперь не спускают с меня глаз, Кэт. Надо вести себя очень осторожно. Как ты думаешь?

— С предельной осторожностью, моя милая леди.

— Кэт Эшли, как ты думаешь, стану ли я когда-нибудь королевой?

Кэт на мгновение задумалась. Она положила руки на плечи девочки и внимательно посмотрела в ее бледное лицо, сначала в глаза, взгляд которых бывал то серьезным, то кокетливым, а потом на рот, который манил и обещал и в то же время запрещал.

— О, моя дорогая госпожа, моя дорогая госпожа, молю вас, будьте осторожны.

— Это тебе надо быть осторожной, Кэт. Ты сплетничаешь направо и налево. Теперь ты должна придержать свой язычок. Мой бедный брат...

моя бедная сестра! Кэт, подумай о них. Они ведь так слабы здоровьем... а за ними иду я.

Кэт упала на колени и взяла свою подопечную за руку. Она поцеловала ее и, подняв глаза к лицу Елизаветы, произнесла:

—

Боже, храни королеву!

Они обе рассмеялись, украдкой глянув через плечо.

«Как она похожа на мать! — снова подумала Кэт и крепко обняла Елизавету, словно пытаясь защитить ее. — Сохрани ее Бог, — молилась она. — Береги ее. Она еще так юна... так юна».

Впрочем, она умна и хитра, временами эту хитрость можно было прочитать у нее па лице; позже она научится скрывать ее. Но она еще так юна. «Береги ее, пока она не вырастет и не научится сама беречь себя», — продолжала молиться Кэт, а потом подумала: «Я ведь ей не подмога, я столь же неосторожна, как и она».

Елизавета отодвинулась от гувернантки и задумалась, понимая, что если она хочет стать королевой, то надо отказаться от Томаса.

«Не стоит за нее бояться, — решила Кэт Эшли. — Эта девочка сумеет избежать опасности. Я не встречала еще такого разумного ребенка. Ее брат знает много, но принцесса умнее его. Леди Джейн Грей, которая училась вместе с ними, тоже очень много знает — это очень умная троица. Но Джейн и Эдуард любят знание ради знания, а Елизавета — за то, что оно может ей дать».

Похоже, она с младых лет готовила себя к великому поприщу. Она превосходила Джейн и Эдуарда по всем предметам, она серьезно изучала латынь, свободно говорила на французском, испанском, фламандском и итальянском языках, прилагая все усилия, чтобы освоить их, поскольку знала, что они ей пригодятся. Подобно Джейн и Эдуарду и подобно многим образованным детям, она писала стихи; но если другим детям это занятие доставляло удовольствие и они уделяли ему много времени, то Елизавета занималась стихосложением только для того, чтобы показать, что она ни в чем не отстает от них. Самое большое удовольствие доставляло ей изучение истории, и не только своей страны, но и других. Ей хотелось знать, как действовали короли и правительства в прошлые времена, и к каким результатам приводили их действия. Так что большую часть своего времени она уделяла изучению истории и в совершенстве овладела иностранными языками, чтобы читать исторические книги, написанные на этих языках. Она всегда помнила, что готовит себя в правители государства. Поэтому казалось странным, что девочка, поставившая перед собой в столь раннем возрасте такую великую цель, могла быть в то же самое время столь легкомысленной.

Но Елизавета была дочерью своего отца, который, занимаясь большой государственной политикой, не мог ослабить своей тяги к удовольствиям.

Кэт Эшли, восхищаясь необычным умом своей госпожи, дрожала от страха за нее.

— Кэт, дорогая, — неожиданно сказала Елизавета. — Оставь меня. Мне надо написать письмо.

— Кому... адмиралу?

— Это тебя не касается.

— Нет, касается. Очень даже касается. Будьте осторожны, моя милая.

— Непременно.

— Не забудьте...

— Я ничего не забываю. А теперь уходи. Да поскорее, я говорю.

Кэт Эшли направилась к двери, но, дойдя до нее, остановилась и умоляюще посмотрела на принцессу.

— Да, Кэт, — сказала Елизавета, — не забудь. Завтра мы едем в Челси, к моей мачехе. Мы должны все подготовить.

— Я все помню. Я тоже ничего не забываю, миледи.

— Ну, тогда иди и дай мне написать письмо, — произнесла Елизавета повелительным тоном, который она время от времени пускала в ход и который всегда означал, что игры закончены.