Шестьдесят дорог к счастью. Сборник рассказов
Шрифт:
«Прости, друг, что бросаю тебя одного. Поверь, другого выхода нет!» – послал я мысленное извинение приятелю, продираясь через бурелом.
Встречи с фашистом я уже не боялся, темнота играла мне на руку, хоть и сильно затрудняла продвижение. И я шел, пока не понял, что пора устраиваться на ночлег, чтобы с утра продолжить путь к людям.
Я выбрал небольшую ровную площадку, окруженную со всех сторон кустами, выстелил сухим валежником ложе, и, завернувшись с головой в штормовку, закрыл глаза. Удивительно, но мучавшая меня
«Ничего, – думал я, проваливаясь в сон, – утром попробую собрать немного росы».
Проснулся я от сильного толчка в бок. Я открыл глаза и ужаснулся: надо мной стоял давешний фриц и тыкал в меня дулом своего автомата, ухмыляясь.
– Вставай, партизан, кончилось твое путешествие! – произнес он по-русски без всякого акцента. Судя по всему, он был русским.
На нем так же, как и вчера, была немецкая полевая каска времен прошлой войны, надвинутая на лоб. Щеки были гладко выбриты, серые глаза с красными прожилками лихорадочно блестели, а пухлые губы кривились в усмешке. И пахло от него одеколоном!
Я кое-как поднялся и спросил:
– А ты кто?
– Не видишь, что ли? Я – солдат доблестной немецкой армии! – он смотрел на меня вполне серьезно. – И за вас, голубчиков, меня точно наградят! Давай сюда клешни! – он накрепко спереди связал мне руки просмоленной веревкой. – Двигай! – снова ткнул он меня дулом. – И не вздумай бежать – пристрелю, как собаку!
– И не собирался! Куда идти-то? – спросил я, подмечая про себя его фразу «за вас, голубчиков», означающую, что и Генка, возможно, жив и находится в плену у фашиста.
– Прямо иди, я скажу, где повернуть.
– Дай хоть попить, сдохну же от жажды, придется на себе нести!
– На, хлебни, все одно недолго осталось. А пока ты мне живой нужен! – с этими словами он вынул фляжку со свастикой и приложил к моим губам.
– Слышь, служивый, а дружка моего ты тоже арестовал? – после нескольких глотков воды мне стало намного легче. Голова прояснилась, и появилась способность адекватно мыслить.
– Конечно, – хмыкнул фашист, – от меня еще никто не убегал! Я этот лес, как свои пять пальцев знаю! – не без гордости сообщил он. – Хорош болтать! Побереги силы для допроса.
Мы прошли еще немного, и мой конвоир приказал остановиться у подножия огромной сухой сосны с вырезанной на расстоянии двух метров от земли еле заметной свастикой на коре. Похоже, что вырезали ее достаточно давно.
– Сидеть здесь! – приказал фашист.
Я покорно уселся рядом с сосной, а он вдруг нагнулся над небольшим пригорком. Раздался скрежет металла, и на моих глазах отъехал квадратный пласт земли размером примерно метр на метр, открывая круто уходящий вниз лаз, освещенный снизу тусклым светом.
– Ничего себе! – не удержался я.
– Вставай и спускайся вниз!
– А
Он вынул из-за голенища начищенного сапога финку и небрежно полоснул по веревке. – Не вздумай дурака валять!
Что оставалось делать? Там, хотя бы, встречусь с Генкой! И я стал спускаться по металлическим скобам, вбитым в одну из стен. Изнутри лаз был выложен кирпичом, как в колодцах. Глубина его была примерно метров пятнадцать! Все было сделано по-немецки аккуратно и надежно. Внизу была небольшая площадка, от которой уходил в сторону проход, закрытый металлической дверью. Когда я ступил на бетонный(!) пол, фашист приказал отойти от лестницы к противоположной стене, а сам стал осторожно спускаться вслед за мной.
Я уже не сомневался, что нахожусь в немецком бункере времен Великой отечественной, о чем красноречиво говорили настенные полустертые надписи на немецком языке. О существовании множества немецких подземных сооружений, которые случайно находили в этих местах, я неоднократно слышал от дяди Миши. Два года оккупации для Брянщины даром не прошли.
Тем временем фашист спокойно спускался вниз, переместив шмайсер на плечо. И в этот момент мне в голову пришла одна мысль. Второго шанса может не быть! Была – не была!
Я сделал пару неслышных шагов в сторону лестницы, наблюдая за русским фашистом. Вот сапоги врага поравнялись с моим лицом, и в тот момент, когда он одной рукой отпустил скобу, я изо всех сил резко дернул его за обе ноги вниз.
– А-а-а! – заорал он от неожиданности, инстинктивно пытаясь схватиться за скользкие металлические ступеньки, но это ему сделать не удалось, и он мешком свалился на пол. Его каска, гулко стукнувшись о бетонный пол, соскочила с головы, открывая абсолютно лысый череп.
Что было сил, я пнул его носком своего армейского ботинка, целясь в висок. Он коротко охнул и отключился. Я стоял, тяжело дышал и тупо смотрел, как на полу под его лысой башкой растекается лужа крови. Я нагнулся к нему и пощупал пульс. Жив, слава Богу! Быть убийцей даже такого отморозка совсем не хотелось. Я связал ему руки за спиной его же веревкой, одновременно приматывая их к связанным ногам, согнутых в коленях – видел в каком-то фильме. Затем собрал все его оружие и развесил на себе.
Открыв дверь, за которой угадывался длинный коридор, я крикнул в неосвещенное пространство:
– Генка, отзовись!
И тотчас же оттуда раздался слабый голос моего приятеля:
– Я здесь, скорее сюда!
Я нашел выключатель, и коридор озарился неярким светом. Шел на Генкин голос и попутно осматривал помещения, попадавшиеся мне на пути. Чего здесь только не было! Помимо различного оружия и боеприпасов, здесь имелось все, что требовалось для длительного и комфортного существования. Неудивительно, что выживший из ума лысый мужик, возомнивший себя «доблестным немецким солдатом», жил здесь припеваючи.