Шестьдесят сражений Наполеона
Шрифт:
Но возмездие пришло еще быстрее и с той стороны, откуда Наполеон менее всего ожидал. При первом же известии о байоннских событиях Испания поняла, что Бонапарт просто дурачил испанскую королевскую семью и издевался над ней. Возмущенное чувство национальной чести не хотело мириться с совершившимся фактом. Испанская корона сдалась, но народ не пожелал подчиниться и в едином порыве поднялся против узурпатора. Совершенно неожиданно не только для французского императора, но и для всей Европы, безмолвно следившей за новыми насилиями завоевателя, в Испании вспыхнул пожар лютой, непримиримой крестьянской партизанской войны. В Валенсии, Кадисе, Бадахосе, Тортозе начались народные восстания. В течение нескольких недель Испания вооружила 150 000 человек, разделенных на астурийскую, галисийскую, кастильскую, эстремадурскую, валенсийскую, мурсийскую
Известия из Испании поначалу неприятно удивили Наполеона, но не обеспокоили. С тех пор как он стал императором и строил свою политику как цепь разных комбинаций с монархами, к народу он относился пренебрежительно. Ему ни разу не приходила мысль о возможности национального сопротивления; он ожидал здесь не более, чем проявления мелких вспышек недовольства и некоторого волнения в городах. Наполеон приказал генералу Дюпону, военное дарование которого высоко ценил, двигаться к Севилье. Одновременно корпус генерала Монсая был направлен к Валенсии, корпус маршала Бессьера прокладывал путь Жозефу в Мадрид. 14 июля в сражении при Медине-де-Риосеко Бессьер одержал крупную победу над двумя объединенными испанскими армиями. Через неделю, 20 июля, Жозеф торжественно вступил в Мадрид. Пока все шло, как будто бы, гладко.
Правда, уже докладывали императору о некоторых мелких неприятностях и о том, какой все более странный и страшный характер приобретает эта война. Например о том, что испанские крестьяне осмеливаются партиями по несколько человек подкрадываться к французским бивакам и стрелять, и когда их ловят и расстреливают, то перед казнью они только молчат или презрительно ругаются. Докладывали и о том, что когда 2 мая в Мадриде маршал Мюрат в упор расстреливал толпу, то она не рассеялась: люди, убегая, скрывались в домах и из окон продолжали стрелять по французам; когда же французы вбегали в дома, то испанцы, выпустив все патроны, кололи ножами, кусались и дрались до тех пор, пока держались на ногах, и оккупанты выбрасывали их из окон на мостовую, на штыки своих товарищей лишь после самой отчаянной борьбы. Французы с первых же шагов в Испании натолкнулись на бесчисленные проявления самой неистовой фанатичной ненависти к завоевателям. Предельная беспощадность в боевых действиях стала постоянным явлением, и уже никто ничему в испанской войне не изумлялся.
Все эти странности пока не смущали Наполеона. По мнению императора, испанская «глава» шла к счастливому завершению. Вполне довольный ходом событий, он выехал из Байонны в Париж и здесь получил известие, потрясшее его.
19 июля 20-тысячный французский корпус генерала Дюпона был окружен примерно 32 000 испанцев под командованием генерала Кастеньоса в районе Байлена. Пьер Дюпон, считавшийся первым и наиболее заслуженным претендентом на маршальский жезл, после неудачных и неуверенных маневров, не исчерпав всех возможностей к сопротивлению, капитулировал в чистом поле 22 июля. Испанцы взяли в плен около 18 000 французов. Гарантии безопасного перехода во Францию были ими незамедлительно нарушены: безоружные французы, которые не были зарублены на месте, оказались в тюрьме, где большинство из них погибло. Только генералы и старшие офицеры получили право вернуться на родину.
Байленская катастрофа стала не только позором империи. «Он опозорил наши знамена, опозорил армию», — повторял много раз Наполеон, требуя предать Дюпона суду. Но главное значение этих событий состояло в другом: весть о Байлене разнеслась по всей Европе. Особенно сильно она отозвалась опять-таки в Австрии,
Байлен доказал, что наполеоновская армия перестала быть непобедимой. Она сдается в плен храбрым. Этот факт удесятерил силы испанского национально-освободительного движения. Вскоре французские гарнизоны стали островками в море ведшейся с исключительной жестокостью войны. Жозеф бежал из Мадрида, оккупационная армия была отброшена за реку Эбро. Войска Жюно в Португалии оказались отрезанными от главных сил.
Известие о Байлене вдохнуло мужество и в португальцев. Через две недели после капитуляции Дюпона вся Португалия была охвачена восстанием. 6 августа севернее Лиссабона высадился 17-тысячный английский экспедиционный корпус под командованием сэра Артура Уэлсли, будущего герцога Веллингтона. Жюно со своей небольшой (у него осталось 14 000 человек) и полуразложившейся, как и ее шеф, армией был бессилен преодолеть возраставшие опасности. «Я не узнаю человека, прошедшего выучку в моей школе», — отозвался о действиях своего старого друга Наполеон.
21 августа Жюно дал неудачное сражение под Вимейром, и уже ничего не могло его спасти. 30 августа он подписал акт о капитуляции в Синтре на условиях, что французы на британских транспортах будут эвакуированы морем на родину.
Синтра дополнила Байлен. Две капитуляции императорской армии за два месяца — можно ли было сомневаться в значении этих событий? Вся Германия пришла в движение. Трех лет французской оккупации в союзных и завоеванных германских государствах было более чем достаточно, чтобы повсеместно пробудить ненависть к иностранным пришельцам. В самой Испании в сентябре 1808 года для руководства страной и военными действиями была создана Центральная хунта. В Португалии генерал Уэлсли за то, что он отпустил французов, был отозван в Лондон и на его место назначен прибывший с подкреплениями генерал Джон Мур. В сентябре его 35-тысячная армия двинулась на Мадрид. На реке Эбро французов теснила 125-тысячная испанская армия.
Положение на Пиренеях становилось критическим. Наполеон в раздражении заметил по этому поводу, что его армией командуют, очевидно, почтовые инспектора. Он высылал в Испанию все новые подкрепления и готовился лично отправиться туда, чтобы принять командование.
Но сначала, чтобы удержать от войны Австрию, нужно было дать ей понять, что Александр I, связанный с Францией союзными обязательствами, вторгнется в австрийские владения с востока, пока Наполеон будет с запада идти на Вену. Для этого была затеяна эрфуртская демонстрация дружбы обоих императоров. Встреча в Эрфурте разочаровала Наполеона, русский царь был неуступчив и, хотя формально франко-русский союз оставался в силе, Наполеон знал, что вассальные короли не верят в его крепость и что Австрия тоже не верит. Нужно было покончить с испанскими делами как можно скорее.
19 октября французский император вернулся в Париж. К этому времени французы владели в Испании только севером страны до Эбро, а Португалия стала английской базой. Из Германии и Италии спешно перебрасывались войска на испанскую границу. Французское правительство объявило дополнительный набор новобранцев. В короткий срок за Пиренеями была сосредоточена 150-тысячная армия, включавшая императорскую гвардию и лучшие, отборные части. А польская дивизия, вместо того чтобы сражаться за свободу Польши, была направлена на юг — душить свободу Испании.
Французские газеты заявили, что «его императорское величество быстро приведет к разуму дикую испанскую чернь» и что эта война ведется ради безопасности Франции. Она призвана освободить Испанию от ига «тиранов моря... врагов мира» — Англии. «Английское золото, интриги агентов инквизиции... влияние монахов» объявлялись главными источниками смуты. Но в разговорах с глазу на глаз, без посторонних, Наполеон выражал свои мысли гораздо более откровенно: «Надо, чтобы Испания стала французской... Это ради Франции я завоевываю Испанию».