«Шестисотая» улика
Шрифт:
Филатов вздохнул.
– Важный. Очень важный. Ну так я могу воспользоваться вашим мобильником? – кивнул на подушку, под который блатари убирали трубку сотового после каждого разговора.
– Да. Конечно. Звони, – достав трубку из-под подушки, небритый протянул ее Филатову. – Надеюсь, нам выходить не надо? – пошутил он, но Филатов ему не ответил. Схватив трубку, он вернулся на свою шконку и, забравшись на одеяло с ногами, отвернулся, нажимая пальцем на кнопки с цифрами. После того, как номер был набран, он прижал трубку к уху, жадно вслушиваясь в протяжные
– Алло?! Это Филатов вас беспокоит… – он покосился на блатарей, заметив, как небритый покачал головой, приложив палец к губам. Это означало только одно, что ему не следует так кричать. И он, кивнув небритому, что понял, отвернулся.
– Мне срочно нужно поговорить с Николаем Константиновичем, – попросил Филатов, уже заговорив потише.
В трубке повисла молчаливая пауза. И когда Филатов уже был готов поверить в то, что их разъединили, послышался знакомый голос, который властно произнес:
– Я слушаю?..
– Николай Константинович, это я, – произнес Филатов, едва не расплакавшись от счастья, что его услышал тот, кто ему сейчас был необходим и на кого он мог рассчитывать. – Мне нужна ваша помощь. Понимаете, я попал в неприятную ситуацию, – пустился, было, Филатов в объяснения, но голос перебил его. В нем послышались грозные нотки:
– Почему ты звонишь мне? – Теперь Филатов услышал в голосе раздражение, от которого ему стало не по себе. Рушились его надежды на освобождение.
– Ты – дурак! Кретин! Наворочил дел. Почему ты самостоятельно принял решение о ликвидации Волочко? Разве ты забыл, что не имеешь такого права? Откуда ты мне звонишь? – спросил голос.
Филатов оглянулся на блатарей, которые как ни в чем не бывало, резались в картишки, и сказал, что он сидит в камере.
– А позволь тебя спросить, как ты туда попал? Ты не должен был никуда влезать. Ты попал туда из-за своей дури, – констатировал голос, здорово расстроив Филатова.
– Николай Константинович, позвольте вам объяснить?.. Все несколько не так, как вы думаете. Оперативники вот-вот должны были взять Волочко, и если бы я не предпринял своевременных мер…
– А что тут объяснять, – с ухмылочкой заговорил голос. – Ты влип, по самые некуда. Это понятно даже глупцу. А порядок ты знаешь, – подсказал голос: – Не попадать в руки милиции. А если уж попал, то в твоих интересах, держать язык за зубами.
– Да я слова им не сказал, – Филатов готов был поклясться в том, что Туманов со своими операми ничего от него не добились, но голос вдруг спросил довольно резко:
– Ты сказал, что сидишь сейчас в камере? А откуда у тебя телефон?
Филатов почувствовал, что его прошиб пот. Но про то, что этот звонок, его единственная надежда выбраться отсюда, он не стал объяснять. Все равно его объяснения будут истолкованы
– Я одолжил его у двух парней, которые сидят тут, – опять покосился он на блатарей. Те по-прежнему, резались в карты и как будто не обращали на него внимания.
– А откуда он у них? Подумай, как им могли позволить пронести в камеру сотовый? И кто, тот добряк? – вкрадчиво, даже как будто ласково, поинтересовался голос, и от этого Валерию Николаевичу Филатову стало не по себе, и он не ответил. Зато голос произнес то, что можно было считать приговором:
– Жаль, я слишком поздно понял, что имею дело с таким ослом, как ты, Валера.
Тишина в трубке, показалась Филатову ужасающей, но он по-прежнему держал мобильник возле уха, словно надеялся, что тот, с кем он разговаривал, изменит свое мнение.
Небритый блатарь, заметив, что Филатов ничего не говорит, подошел.
– Дядя, цыгель, цыгель, – сказал он, забирая из руки Филатова трубку. Тот повернулся к нему, и небритый от удивления раскрыл рот.
Лицо у Филатова было белым, точно обескровленным.
– Чего? – едва шевеля губами, произнес он, уставившись на небритого. Тот на всякий случай отступил, проговорив:
– Я говорю, время. Долго ты базаришь.
Филатов ничего не сказал. Лег, отвернувшись к стене. Он даже не обратил внимания на то, как дверь открылась, и в камеру вошел майор Туманов вместе с тем цыганом, который огрел его при задержании бутылкой по голове.
– Ну вот, Филатов, – сказал майор, садясь рядом с лежащим Филатовым. – А ты говорил, что у меня ничего не выйдет, – упрекнул он. – Уже вышло. Весь твой разговор по телефону, записан нами на прослушку. А теперь мы и номерок узнаем, по которому ты звонил.
Филатов поднял голову с подушки, посмотрел на блатарей. Только сейчас догадался о подставе. Понял, кто они.
– Не косись так, – сказал ему капитан Грек. – Они оба оперативники. Как видишь у нас не дураки работают. А ты язвил над нами. За недоумков нас принимал. Да сам оказался в дураках. Вот тебе наперед наука: не считай себя умней других.
– Суки! – в бессильной злобе прорычал Филатов, хватаясь руками за голову. Потом глянул Федору Туманову в лицо и захохотал. – Майор, не радуйся. Ты забыл закон: если тебе сегодня прибыло, то завтра убудет.
– Ты это к чему? – поинтересовался Федор.
– А к тому. Если тебе повезло сегодня, то не думай, что завтра будет то же самое. А сейчас, пошел отсюда вон, – рыкнул он на Федора. – Я спать хочу. И разговаривать с тобой не намерен.
Туманов вздохнул, вставая со шконки. Покачал головой.
– Стало быть, на откровенность нам рассчитывать не стоит? Жаль.
Филатов не ответил. Лежал, отвернувшись к стенке.
Выйдя из камеры, Федор сказал Греку:
– Вот что, Сан Саныч. Сегодня уже поздно, – взглянул майор на часы. – Нам с тобой пора по домам, а завтра с утра займись, пробей номер и этого Николая Константиновича. Судя по всему, фигура он не простая. Не стал бы Филатов беспокоить его, если б тот не имел веса.