Шестой прыжок с кульбитом
Шрифт:
— В заговоре не бывает одиночек, там действует организация, — убежденно бросил Уваров. — Вы работаете и в этом направлении?
— Так точно, — кивнула Марина. — Есть материал, и имеются подозрения. Необходимо время для анализа и сбора информации.
— Время есть, — Уваров поднялся. — Ставлю задачу: завершение расследования подгадать к маю, когда Никсон прибудет с визитом в СССР. Мы сольем заговорщиков в демократическую прессу, разразится скандал. Никсон должен быть белым и пушистым, а его враги — грязными и злобными.
— Боюсь показаться нудьгой, — снова вылез
Коля развел руками:
— А что делать? Надо работать с тем человеческим материалом, который есть. Никсон нам не друг, но эту сволочь мы уже хорошо изучили. И он поддается внушению твоей прекрасной жены. После того, как Уотергейтский скандал не случится, история пойдет другим путем. И я хочу иметь в Штатах понятного нам президента, пусть он скотина. Никсон гораздо лучше Форда или Рейгана. Кстати, конкурентов Никсона тоже надо мокнуть. А если вылезет их участие в заговоре, будет совсем чудно.
Глядя на меня, Уваров сделал вид, будто задумался:
— До Никсона в Китае три раза побывал генерал Мещеряков, начальник ГРУ. Он пытается наладить отношения, обещает помощь и рис. Но китайцы торгуются как на рынке, искусство торга они освоили почище евреев. Китайцы любят подарки и не умеют торопиться. «Идите медленно» — так в Китае желают счастливого пути. Однако у нас нет впереди целой вечности, в отличие от Поднебесной. Думаю, для полного успеха операции нам надо привлечь на свою сторону Мао Цзэдуна.
— Опять двадцать пять, — вздохнул я, вызывающе выпячивая нижнюю губу. — Сколько можно мусолить эту тему? Для удовлетворительного лечения пациента мне необходимо испытывать симпатию к больному. А к Мао Цзэдуну я испытываю стойкую неприязнь. Сколько народа он загубил своими экспериментами, знает один китайский бог. И хотя китайцы мне не братья, любить Мао не за что. Могу задушить в объятьях, знаете ли.
— Думаешь? — недоверчиво хмыкнул Уваров.
Пришлось аргументировать свою позицию:
— Индюк напыщенный.
На это Коля выдал заветные слова:
— Мне жаль, Михалыч, но общественные интересы надо ставить выше личных. Контроль над Мао — задача стратегическая. И мы вынуждены ее решать.
В моей голове закрутились резкие и грубые слова. Идея насчет возражений только начала формироваться, как тут же увяла вслед за телефонным звонком. На экране высветилась аватара — фиолетовый глаз. Приняв вызов, ровным голосом я сообщил:
— Извини, милая, идет совещание. Позже перезвоню.
Сразу после этого, практически мгновенно, прилетела эсэмеска: «Это срочно! Жду тебя дома». Ну да. А когда у Авдеевой было не срочно? Человеку нужен человек, а стерве нужен богатый любовник. Именно богатый любовник является лучшим лекарством для этого типа женщин. Болезнь, конечно, не лечит, но симптомы снимает хорошо.
Проблема в том, что Лизавета использовала меня по прямому назначению, то есть любовником, тыщу лет тому назад. Она постоянно меня с ним путает, но делать нечего, придется идти. Все равно не отстанет, вымотает душу и, в конце концов, добьется своего. Я поднял руку:
—
Собачка Мальчик уже сидела в прихожей с намордником в зубах. Гулять она была согласна в любое время суток и даже к Лизавете. А я вздохнул, припоминая китайскую мудрость: если один раз спас человеку жизнь, ты навсегда за него в ответе.
Глава 30
Глава тридцатая, в которой политик должен уметь предсказать, что произойдет завтра, через неделю, через месяц и через год. А потом объяснить, почему это не произошло
Работа с пациентами — это постоянное напряжение. Неважно, в отпуске ты, в командировке, или взял выходной. В любое время суток, семь дней в неделю ты находишься в подвешенном состоянии, как часовой на боевом посту — и стоять тяжко, и уйти нельзя. Если пациенту вдруг стало хуже, персонал позвонит без всякой жалости к тебе. И если пациенту неожиданно стало лучше, персонал позвонит тоже. Еще бывает так, что пациент сам до тебя достучится, едва почувствовав недомогание: «Кишечник мой исправился, боярин, это твоими молитвами я жив. Но в боку чего-то колет».
Лекарь не имеет права болеть. Нельзя даже делать вид, что бодришься — ты обязан быть бодрым, веселым и смотреть на мир уверенным взглядом! Невзирая на специализацию, ты психотерапевт, и никого не интересует, чем ты занят и как себя чувствуешь. Тут дело такое, элемент психологии: взялся лечить — доведи до конца. (Шутки черного юмора в этом месте отключаю).
Именно в таком режиме живет руководитель страны. И я главе не завидую, дай бог ему здоровья. Мне, как и главному по стране, телефон отключать нельзя. Впрочем, мой аппарат живет своей жизнью — даже если случайно забуду его дома, прилетает в карман сам, позвякивая с важным видом. Как он определяет степень важности, только одному ему известно.
Легкий на помине телефон ожил, когда собачка гуляла в кустиках. Серьезно так гуляла, вдумчиво. Оставалось надеяться, что дождь смывает все следы. Однако волновало меня это много меньше, чем звонок. А хотел меня маршал Захаров, которому я выдал старенький мобильник «Нокиа». Для экстренных случаев, но в нарушение всех инструкций.
Коля Уваров частенько любит напоминать нам, что инструкции пишутся кровью. И нарушать установленные правила могут только безответственные люди, штатские шпаки вроде меня. Коля опекает меня и заботится обо мне, как когда-то Генри Форд печалился о своем конвейере. В отличие от конвейера, в Колиных планах моя задача чисто транспортная: «Смирно! Шагом марш!». Впрочем, именно в этом заключалось и мое сходство с конвейером, а не с человеком, управляющим им. Эдакий грузовой лифт с функцией «экрана вслух». А я очередной раз отклонился от линии, самовольно занявшись Захаровым. Не дождался команды «Вольно, разойдись».