Шествие в пасмурный день
Шрифт:
«Неужели даже из такого крохотного посёлка погибло одиннадцать человек?» Кэй вздохнул, бросил сигарету и придавил ее ногой. Он невольно вспомнил памятник погибшим воинам у храма Хатимана в своей родной деревне.
— Кээцу! — Старик вопросительно посмотрел на юношу.
— Что, дедушка?
— Чем ты теперь занимаешься?
Кэй растерялся. «Что же мне ему ответить? Ведь если я стану рассказывать про себя самого, в голове старика, вообразившего, что его сын Кээцу вернулся живым, произойдет полный кавардак. К тому же сейчас дед так радуется. А в какое уныние он может впасть, если осознает, что я вовсе не его
— Да в городке, что неподалеку отсюда, есть маленькая лавочка по продаже горючего. Вот я и устроился туда по знакомству.
— В городке, говоришь?
— Да. Я и мимо холма-то проезжаю по пути на горячий источник, куда мы поставляем топливо.
— Ну, а почему ты не возвращаешься домой? — несколько недовольно спросил старик.
— Так уж сложились обстоятельства…
Старик промолчал и перевел взгляд на болото.
Кэй сначала забеспокоился, но потом понял, что его ответы удовлетворили старика.
— Ты не стесняйся. Ёсико, конечно, баба сварливая, но сердце у нее доброе.
Кэй слегка кивнул.
«Эта Есико, пожалуй, постарше моей матери. Ведь у нее уже трое взрослых сыновей». В семье Кэя кроме него было две младших девочки. Одна сестренка училась в шестом классе начальной школы, другая — во втором классе средней ступени. Вспомнив своих, Кэй снова помрачнел. После того как отец вернулся с подорванным здоровьем, мать как подменили: она осунулась, стала раздражительной, истеричной. «Может быть, без меня в доме, наоборот, спокойнее. Да, но каково бедной матери выкручиваться при никудышных заработках отца?! Так хочется порадовать ее, послать хоть немножко денег. Но пока у меня такой возможности, к сожалению, нет».
— Ты хорошо учился, да и характером был покладистый мальчик, — с нежностью вспоминал старик.
— Я-то? — Кэй горько усмехнулся.
«Да я с первых классов плелся в хвосте. А характер-то у меня, может, и мягкий — недаром считали слабаком». Перед глазами Кэя всплыло лицо преподавателя, как-то назвавшего его трусом. Кэй не сумел в срок закончить последний класс средней школы. Он протянул с «хвостами» еще семестр и только к лету [41] получил аттестат об окончании. Выпускная церемония проходила в пустой учительской, присутствовали на ней лишь его классный руководитель, заместитель директора и дежурный преподаватель, в тот раз это был физкультурник. В частных школах подобные поблажки не редкость. Поступи Кэй в префектуральную школу — он вылетел бы оттуда уже за один свой привод в полицию.
41
В Японии учебный год заканчивается в конце марта.
— Все твои вещички сгорели во время пожара. До этого мы бережно хранили их, даже твои рисунки, прописи.
— Хм, хотел бы я взглянуть.
— Твою похвальную грамоту мы вставили в рамочку, и она висела у нас в комнате.
— Надо же… — Кэй смущенно кивнул.
— Все сгорело дотла. Не осталось даже твоей фотографии. Матери пришлось пойти к нашим старикам и взять у них назад ту, что мы когда-то подарили им. Она и сейчас стоит у нас в алтаре. Только вот сильно пожелтела да выцвела.
«Должно быть, между мною и этим Кээцу все-таки существует какое-то сходство, — подумал Кэй. —
— В школе ты был отличником. В армии — старательно нес службу, выполнял приказы. За это, видать, тебя и удостоили ордена «Золотого коршуна». Будь ты поопытнее да повезучее, может, и уцелел бы.
Кэй недоумевал: старик воображает, что его сын, которому выпала судьба погибнуть на войне, вернулся живым. И в то же время, не замечая несуразности своих слов, говорит о сыне как об убитом.
Кэй не имел представления, как выглядят военные награды, и брякнул:
— А что, этот «Золотой коршун» тоже сгорел при пожаре?
У старика внезапно затряслись ноги. Верхняя часть туловища будто окаменела, глаза закрылись.
— Дедушка, что с вами? — переполошился Кэй.
Старик успокаивающе покачал головой. Он выглядел как больной, пытающийся превозмочь тяжкую боль.
— Где болит?
— Нигде… — Старик опять отрицательно помотал головой.
— В самом деле не болит? Не скрываете?
— Нет, нет… все в порядке. Просто как-то вдруг вспомнилось…
— Что вспомнилось, дедушка?
— Да про орден «Золотого коршуна». Я ведь… забросил его в болото.
От неожиданности Кэй не сразу уловил смысл. Он невольно посмотрел в сторону болота. Тучи заволокли солнце, и болотце светилось белесым пятнышком. Его восточная часть густо заросла тростником.
— Когда война кончилась, я уже не восторгался геройским подвигом сына. Мне стало ясно, что мальчик погиб ни за что ни про что. Тогда-то я и начал пить… да буянить во хмелю. Душа разрывалась, когда видел, как в соседние дома возвращались молодые ребята… — Старика опять охватила дрожь. — …Вот тебе и «Великая Японская империя»! Вот тебе и «Да здравствует император!».— Старик смолк. Вид у него был совершенно обессиленный.
Кэй не знал, как его утешить. «Сын погиб, и погиб совсем молодым. Останься он в живых, был бы теперь постарше моего отца… События далекого прошлого каким-то непонятным образом связали меня с этим стариком». Кэй не сводил глаз с болота, и в какой-то момент ему померещилось, будто он видит, как на зыбком илистом дне зловеще светится «Золотой коршун». Кэй даже помотал головой, чтобы отогнать от себя жутковатое видение.
— Может быть, мне следовало сохранить его до твоего возвращения, но пожар все равно ничего бы не оставил… — добавил, поеживаясь, старик.
Вдали загудела полуденная сирена.
В агентство Кэй возвратился лишь к половине первого.
— Поздненько ты, поздненько… — заметил один из водителей.
Кэй тут же присочинил, что попал в затор, хотя на самом деле он опоздал из-за затянувшегося расставания со стариком: в конце концов пришлось пообещать, что он заедет в ближайшую пятницу. Причем Кэй настойчиво убеждал старика не приходить на холм, если будет дождливая погода. Ведь, не предупреди этого одержимого, он, чего доброго, заявится туда и в ураган. Уговорить старика удалось лишь после того, как Кэй сказал, что в дождь автомобильные рейсы к источнику вообще отменяются. Подъезжая к городу, Кэй принял решение по возможности не углублять свои отношения со стариком. Он предчувствовал, что рано или поздно может невольно причинить ему ненужную боль и страдания.