Шевалье де Сент-Эрмин. Том 2
Шрифт:
— Как дела с вашим отрядом?
— Он организован и прекрасно действует, а я жду ваших приказаний.
— Присядьте, — сказал генерал, — я собираюсь вам поручить кое-что.
CXV
ДЕРЕВНЯ ДЕЛЬИ ПАРЕНТИ
— До меня дошла скверная новость, мой дорогой граф; рота двадцать девятого полка, которая проходила горы Сциллы и вышла из Косенцы, должна была, чтобы идти на объединение со мной в Катанзаро, пересечь лес у Сциллы, где расположена деревня Дельи Паренти, одно из самых зловещих мест в обеих Калабриях. Местные бурбонские
Атаковать и среди бела дня иметь дело с хорошо вооруженным отрядом в восемьдесят человек, у каждого из которых в патронной сумке по восемьдесят патронов, дело опасное и требовало пораскинуть мозгами.
Было решено заманить солдат в западню.
Главаря звали Такконе, и за его злодейства, которые он совершал с французами, — больше в 1799, нежели в 1806 и 1807 годах, — он получил прозвище Il Boja, то есть Палач. С тремя или четырьмя местными он вышел к французам и примкнул к ним, представившись капитаном национальной гвардии, который со своими лейтенантами вышел предложить французским солдатам от имени сельчан отдохнуть и подкрепиться.
Хотя капитана и призывали не доверять дружеским чувствам аборигенов, наши офицеры с обычной французской доверчивостью клюнули на эти лживые излияния и приказали своим солдатам сложить ружья в козлы перед зданием ратуши, где для них был приготовлен стол. Французы безрассудно вошли в него и принялись есть и пить. Через десять минут прозвучал пистолетный выстрел, служивший сигналом, а вслед за ним — залп. Капитан и два его лейтенанта были сражены наповал; солдаты бросились из здания, но снаружи их уже ждали с их же ружьями крестьяне и начали расстреливать их в упор.
Только семи солдатам удалось спастись; добравшись ночью до лагеря, они рассказали о роковом случае.
— Ах, значит, этому Такконе надлежит преподать урок, — сказал Рене.
— Да, дорогой друг, но прежде вам следует поближе узнать людей, с которыми придется иметь дело. Такконе не таков, как вы могли решить по моему рассказу, что только и знает устраивать западни и ловушки; он умеет биться с отличными солдатами и побеждать их благодаря лучшей позиции, знанию местности, внезапности ночных нападений; и когда не мог победить, он удивлял своих противников своими маневрами.
Часто в разгар перестрелки, когда местность служила хорошим укрытием, он подавал сигналы своим, и те в мгновение ока рассеивались в различных направлениях. Наши пытались преследовать проворных горцев, но из этого получалось лишь повторение истории про Горациев и Куриациев; разбойники внезапно возвращались, каждый бросался на своего усталого и запыхавшегося противника, и прежде чем солдат успевал опомниться, его настигала пуля или удар кинжала. Если же разбойник попадал на стойкого и храброго солдата, то исчезал опять, и какой черт догонит в горах калабринца?
Такконе был самим жестоким и бесстрашным в своей шайке, и этому он был обязан авторитетом у товарищей; рядом с полудикими разбойниками должность капитана никогда не кажется незаслуженной; тот достоин командовать, кому
Кроме того, он был самым быстрым бегуном в шайке. Говорили, что быстроногий Ахилл Гомера передал ему свою золотую хламиду или Меркурий приклеил к его пяткам крылья, которые носили его с вестью к Юпитеру. Казалось, он перелетает с места на место; он был подобен ветру, молнии.
Однажды наши солдаты сильно наседали на него в лесу, в котором он, казалось, был склонен к долгому сопротивлению. Тогда он воспользовался темнотой и исчез как призрак, а его люди так же рассеялись. На следующий день он уже был у стен Потенцы, добравшись по тропам, считавшимся доселе доступными только диким козам и сернам.
Учтите, дорогой граф, что Потенца — это вам не деревня и не крепость, а город с населением в восемь-девять тысяч человек. Увидев разбойников, которые словно с луны свалились, и услышав имя Такконе, все восемь или девять тысяч жителей заперлись в домах, закрыли все окна, и не думая о сопротивлении.
Тем временем король Такконе — так он называл себя, пока не получил прозвище Палач, — отправил в город глашатая с объявлением, что всем властям, гражданским, религиозным и военным, под страхом смерти и сожжения их жилищ, приказано немедленно явиться к нему.
Через час можно было наблюдать странное зрелище: священники, затем старосты, а за ними и простые жители прибывали один за другим к главарю разбойников, чтобы выразить ему свое почтение: они на коленях и со сложенными руками просили у него милости. Некоторое время Такконе наслаждался их унижением, затем с великодушием Александра, захватившего в плен семью царя Дария:
— Поднимитесь с колен, несчастные, — сказал он им, — вы не стоите моего гнева; горе вам, если бы я встретил вас в другие времена, но сейчас я победил своих врагов с помощью Пресвятой Девы Марии, и мое сердце открыто и полно сострадания и жалости; сегодня — день победы и праздника для всех достойных людей, и у меня нет никакого желания мараться в вашей крови, хотя ваши недостойные мысли и чувства толкают меня на кровопролитие. Но не стоит обольщаться, вы отнюдь не свободны; с этого дня в наказание за то, что восстали против своего короля и отреклись от своего бога, вам надлежит в назначенное время выплачивать налог, с которым вас ознакомит мой секретарь. Поднимайтесь же и пошлите вестовых в город, чтобы приготовились к торжествам, достойным моей победы. Вы все, кто здесь находится, будете сопровождать меня, распевая мне хвалу, до самого собора, в котором святой отец споет мне «Те Deum», чтобы возблагодарить Всевышнего за победу нашей армии. А теперь вставайте — и в путь.
Люди в один голос с разбойниками распевали священные гимны, держа в руках оливковые ветви, а Такконе верхом на лошади, увешанной колокольчиками и перьями, украшенной попоной, поскакал по направлению к собору, распевая «Те Deum». После того как налог был выплачен, шайка покинула город, унося с собой добычу более дорогую, чем золото. Вступая в город, триумфатор с высоко поднятой головой бросал взгляды на окна и двери домов, словно надеялся в глубине жилищ найти что-то для себя.
Женщины, жадные на любые зрелища, с живейшим любопытством рассматривали его.