Шеврикука, или Любовь к привидению
Шрифт:
– Обол… обол… да… Обол… – Протянул Увещеватель, будто очнувшись от печалей. – Тот желтый кружочек-то с ликом правителя на аверсе… Он и впрямь служит как обол? Но обол был пропуском в царство мертвых. А туда пропуска давно отменены. Стало быть, этот кружочек – пропуск еще куда-то?.. Так ли? Возможно, что и так… Это интересно. Это важно… А?
Шеврикука был не здесь. Его уже сокрушал гром наказания. Однако он смог расслышать:
– Так где же искомая доверенность? Я вас спрашиваю, Шеврикука, где она?
– Какая доверенность? – Шеврикука словно бы выползал из небытия.
– Искомая.
– Какая доверенность? – повторил Шеврикука.
– Всеобъемлющая. Основополагающая. Или, как выводят нынешние нотариусы, – генеральная.
– И кто же в ней кому и что доверяет?
– А вам неизвестно?
– Неизвестно.
– Ладно. Примем вашу игру. Предполагается, что в ней домовой Петр Арсеньевич доверяет нечто домовому Шеврикуке.
– Неужели у Петра Арсеньевича было нечто, чтобы доверить?
– Предполагается, было… А в случае доверенности генеральной домовой Шеврикука должен стать душеприказчиком Петра Арсеньевича. Если, конечно, у него была душа. Или что-то за душой…
– У Петра Арсеньевича была душа.
– Посчитаем, что была.
– Но у меня нет никакой доверенности, – сказал Шеврикука. – Я говорю правду. Я не видел ее.
– И не держали ее в руках?
– И не держал в руках, – неуверенно сказал Шеврикука.
– Более вы ни о чем не заявите?
– Ни о чем. Вы меня озадачили, но я…
– Как пожелаете. Ваше право. Мы осведомлены обо всем. Но нет сейчас необходимости напоминать обо всем.
Свет лучин стал утихать. Увещеватель же опять, к удивлению Шеврикуки, затянул колыбельную. А может, песнь утомленного зимней степной дорогой ямщика. Послышались: «…не предосудительно ли… остается взвесить, надежен или не надежен… не водятся ли в нем какие сумнения… не объясняется ли злонамеренность детины видениями задумчивости или приступами меленхолии…» Вот как! «Сумнения», «меленхолия»! Не достанут ли теперь и крашеную семеновскую ложку из-за голенища хромового сапога? Но и сапог не было, а были войлочные тапочки. Тут опять голос Увещевателя показался Шеврикуке знакомым. Где он звучал и когда? Когда-то! Когда-то! Но когда? И будто бы нечто высветилось в полумраке над пропавшей в черноте печью, замерцало, потекло куда-то и не открыло Шеврикуке сути своей и недоступной взгляду наружности. Радость и тоску испытывал теперь Шеврикука. Снова он ощутил близость коренной догадки, но глаза и уста ее были сомкнуты «Зачем же так? Откройте…» – взмолился было Шеврикука. Однако его приподняли и выволокли в определительно-выхлопной покой, расположенный за кабинетом Увещевателя. У балясин ограды стояли два силовых наблюдателя с шестоперами в руках. За столом же восседал выводной регистратор, вполне возможно, кузен регистратора приемного.
– Грамоту! Что там у вас?! – потребовал регистратор. – Что вы мямлите! Голова-то с ушами не откручена? Предъявляйте!
Бумажка образовалась в руке Шеврикуки.
Выводной регистратор принял, изучил, выяснил, как и предписывалось ему, что в ней имелось между букв и между строк, и уставился на Шеврикуку. Возможно, указанные странности любопытствовал обнаружить в нем.
«Не
О чем обеспокоился?
– Ага, – сказал выводной регистратор, – так и запишем в приказную книгу… У… Н… У… И печать. Все… Все, держите. Техосмотр пройден. Техническо-профилактический. С вас бы пошлину! Да купоросом! Да в большой бутыли!
Регистратор рассмеялся. Шестоперы принялись одобряюще покачиваться.
В бумажке было выведено: «У-Н-У. Упреждающе-назидательное Увещевание проведено». Дата, подпись, печать.
– Не забудьте показать по месту службы, – напомнил регистратор. – И будьте вольны в передвижениях.
Миновав оградительные балясины и наблюдателей с шестоперами, Шеврикука пришел в себя и решил прогуляться коридорами Обиталища Чинов. Для полного освоения вольностей в передвижениях. Не прошло и минуты, как он оказался на перекрестке обиталищных дорог с пространством для пересудов. Все же он засиделся в кабинете Увещевателя, в чрезвычайных говорильнях по поводу Неразберихи, Лихорадок, Сутолоки и жарких дел в Останкине страстям предоставили отдых, и достойнейшие из домовых беседовали теперь в кулуарах. Прямо по ходу следования Шеврикуки стояли пятеро, и среди них были Концебалов-Брожило, Кышмаров и бритоголовый уполномоченный, известный в Останкине как Любохват.
Шеврикуке сразу же захотелось изменить направление путешествия, но натура не позволила ему сделать это. Как он шел, так и продолжил путь. Любохват, бросив взгляд на Шеврикуку, что-то сказал собеседникам, обратив и их внимание на приближающегося путника, сам же, посмотрев на часы, как бы заахал и поспешил куда-то. Шеврикука был намерен миновать оживленное перекрестье, не произнеся ни звука, но благоухающий ваксой мошенник Кышмаров схватил его руку и стал прощупывать пульс.
– Ба! Дышит! Живой! Не вздернули и не рассеяли! Но хоть просвещен и наказан?
– Может, наказан. А может, поощрен, – невежливо ответил Шеврикука. – Смотря какой угол зрения избрать.
– Значит, должок за тобой, за тобой! – обрадовался Кышмаров, и сапоги его с кудрями вместе чуть ли не принялись откалывать барыню. – Нагряну к тебе за должком! Сейчас, сам видишь, дела. Лихорадки, Неразбериха и Сутолока. Управление или Приказ. Но вскорости и нагряну!
– Ага! Милости просим к нам на линию огня. Навестите нас в бронетранспортере.
– Ну не сам я… Вдруг дела… Молодцов пришлю за должком-то! Сорванцов! Счетчик заработает.
– Хоть бы и сорванцов! Но не тешьте себя иллюзиями. И не ставьте себя в неловкое положение рассказами о каком-то несуществующем должке. А то ведь можно и осерчать.
И Шеврикука последовал дальше.
– Ишь ты, прыткий какой! – неслось ему вслед кышмаровское. – Да я тебя где хочешь достану!
Прогуливаться коридорами Обиталища Чинов Шеврикука более уже не желал и пошагал к выходу в московский день. Кто-то догонял его. Шеврикука не оборачивался. Не обернулся он и когда рука догонявшего коснулась его плеча.