Шеврикука, или Любовь к привидению

Орлов Владимир Викторович

– Да. Бурлит и клокочет. Но не по-прежнему, а куда круче.

– Мрачные непрошеные гости в ваши Апартаменты более не являлись?

– Пока не являлись. Однако все это – наше. Но – не твое! – резко сказала Дуняша.

– Именно так, – согласился Шеврикука. – А потому, если нет еще каких дел, можно и разойтись.

– Да, – кивнула Дуняша. – И разойдемся.

– Когда добуду бинокль, не знаю. Вдруг и завтра. А то уйдет и неделя.

– Не тяни.

– Вы явитесь за ним? Или мне дать весть?

– Дай

ты.

– Хорошо.

И разошлись.

– Погоди! – остановила Шеврикуку Дуняша. – Увека Увечная рвется в Самозванки. В Марины Мнишек! Имей в виду!

– Мне-то что? – холодно сказал Шеврикука. Хотел было поинтересоваться, не носили ли мантильи в Венеции на известных маскарадах, все скрывавших и всех уравнивавших, и не пригодится ли мантилья и зимой в Оранжерее. Но раздражать Дуняшу не стал.

«Бинокль добудет Пэрст-Капсула, – решил Шеврикука. – Если бинокль и впрямь есть».

Утром о бинокле было сказано Пэрсту-Капсуле. Пэрст выслушал Шеврикуку с вниманием, кивнул, мол, буду прилежным. О томлении всей своей сути он не счел нужным напоминать Шеврикуке, а может быть, томление временно не тяготило полуфаба или было отменено поручением. Шеврикука туманно намекнул на то, что в доме Тутомлиных на Покровке возможны и занимательные прогулки для любопытного, конечно, существуют сложности и опасности, а потому отваге и зоркому глазу там должно сопутствовать хладнокровие. Пэрст-Капсула опять кивнул: да, понял, буду прилежным.

В одиннадцать вечера бинокль был доставлен Шеврикуке.

Милая штучка, думал Шеврикука, разглядывая бинокль, конец восемнадцатого, светло-палевый перламутр с переливами, бронза (или латунь?), винт – не из платины ли, а поставишь на стол – будто две башни с мостами, два донжона. Откуда его привезли? Из Германии? Из Франции? Из Голландии? Наверное, из Франции, раз донжоны. Именно для трагедий Озерова и танцев Истоминой. Милая штучка, милая…

– Внутри него нечто есть, – сказал Пэрст-Капсула.

– Ты его разбирал?

– Нет. Но внутри него есть нечто. Я вижу это.

– Бинокль лишь футляр?

– Нет. Бинокль и есть бинокль. С ним можно идти в театр и теперь. Но внутри него помещено нечто, не имеющее к нему отношения. Оно твердое, и я могу…

– Не надо, – быстро сказал Шеврикука. – Это не моя вещь. Я лишь оказываю с твоей помощью мелкую услугу знакомым.

Произнеся слова о мелкой услуге, Шеврикука почувствовал неловкость. Не обидел ли он и сейчас Пэрста-Капсулу небрежным унижением степени важности услуги, не признал ли тем самым его мальчонкой на побегушках?

– Полагаю, что поиски предмета не были легкими, – ответственно выговорил Шеврикука, – а потому прошу принять мои признательность и благодарность…

– Да, легкими не были, – согласился Пэрст-Капсула. – Прятавший

знал, куда положить бинокль. Но я не жалею о прогулках по дому. Хотя, как вы знаете, я был там не впервые. Но в прошлый раз было не до прогулок.

– Я догадываюсь, – кивнул Шеврикука.

– Вы были правы. Любопытному и умеющему проникать там доступны занимательные открытия.

Было очевидно, что занимательные открытия Пэрстом-Капсулой совершены, он не прочь, коли возникнет в этом нужда, Шеврикуке о них поведать, но готов и помолчать. Шеврикука чуть было не принялся расспрашивать следопыта и добытчика антикварно-исторических вещей и потрепанных портфелей о покровских открытиях, но сообразил, что проявит себя личностью неосведомленной, малосведущей, возможно, потеряет в глазах Пэрста-Капсулы лицо, да и все, связанное с Гликерией, он желал от себя отдалить, а потому лишь спросил, и то как бы между прочим:

– И по лабиринту Федора Тутомлина погулял?

– Был и в лабиринте. Бинокль не из лабиринта. Лабиринт шутейный. Для глупых. И не умеющих считать. Паутина, сплетенная лишь с тремя подвохами.

– Так оно и есть, – важно, как бы подтверждая знания Пэрста-Капсулы, согласился Шеврикука.

На память ему пришел заросший щетиной ушастый мужик, преподнесенный на днях телевидением и пробормотавший: «От синего поворота третья клеть… Четвертый бирюзовый камень на рукояти чаши…» Не увиделись ли Пэрстом-Капсулой синий поворот и бирюзовый камень? Но сейчас же ушастого мужика отогнало от Шеврикуки иное соображение.

– А ведь у Петра Арсеньевича была палка… – прошептал Шеврикука. – Я его всегда видел с палкой. Или с посохом. Или с тростью.

На посохи опирались коричневые странники, добытые Пэрстом-Капсулой в марьинорощинском раскопе. «Трость» – Шеврикука вписал вчера в клеточки кроссворда, уважив вопрос: «Оружие истинных джентльменов».

– У Петра Арсеньевича… была палка… – говорил Шеврикука вслух сам себе. Но добавил и для Пэрста-Капсулы: – У знакомца моего… того, что на Кондратюка… чей портфель ты… У него была палка… Набалдашник с инкрустацией… А ведь он мог держать что-нибудь в набалдашнике. Или в самой палке… Как в покровском бинокле…

– Мне начать поиски? – спросил Пэрст-Капсула.

– Нет, это я так… – неуверенно сказал Шеврикука. – Просто размышляю…

Он замолчал, понимая, что лукавит. Просить, а уж тем более приказывать поискать палку Петра Арсеньевича он не стал, но вот если бы Пэрст-Капсула ощутил его необъявленное желание и отважился предпринять что-либо сам, поводов для досады у Шеврикуки не возникло бы.

– Да ладно с ней, с палкой-то этой, – сказал Шеврикука. – И с набалдашником.

И отпустил Пэрста-Капсулу, пожелав тому удачливо отдыхать и развлекаться.