Шейх моей сестры
Шрифт:
Невольно отметила полноту его губ, четко прорисованную природой галочку на верхней губе, обрамленной черной растительностью. Даже метила черный кон, прятанный по куфией*.
Я не сразу опустила взгляд к дрожащим пальцам, но чувствовала, как он рассматривал меня. Мои глаза, мои губы, которые я покусывала изнутри, дабы не выдать волнение перед сильной, мужской энергетикой, поглощающей без остатка.
Лучше бы я осталась в комнате и не услышала роковые слова, сказанные низким, глубоким голосом.
Слова, решившие мою судьбу…
— Я женюсь на вашей дочери.
—
— Я женюсь на ней.
Он не отрывал от меня магический взгляд, а я не могла шелохнуться и услышать, что творилось за моей спиной. Я бы не разглядела удивление отца, гнев мачехи, шок сестры, которая наверняка пострадала вместе с несчастными финиками и моей ногой.
Я вновь взглянула в золотистые глаза, обрамленные густыми черными ресницами и понимала, что именно с них началась моя бездна, мой персональный вход в ад, мое испытание, посланное Аллахом.
Глава 3
— Я велела тебе сидеть в комнате. Зачем ты вышла?
— Хайя… она просила поддержать.
— Поддержала? Видишь, что ты натворила! Ты разрушила брак своей сестры! Они больше никогда не поженятся! А твою сестру никогда не возьмут замуж из-за твоей выходки.
Я промолчала. Но не потому, что мне нечего было ответить мачехе. Обезболивающее, которое прописал доктор, заглушил не только неприятные ощущения в ноге, но и мои эмоции. Обычное растяжение, ничего нового. Ничего, кроме позора, нависшего над нашим домом.
Я ощущала себя овощем, который мог лишь кивать. Язык заплетался. Я едва оправдалась перед нападками Назиры, а она пользовалась моим положением. Нависала сверху, пренебрежительно оглядывала травму, словно на правой ноге не было повязки. Язвила, пока папа не слышал.
Если бы мама была со мной, она бы не позволила греху случиться. Она бы восстановила справедливость и напомнила бы о важных словах, прописанных в Коране.
Но мне было плевать на мачеху, меня интересовало состояние Хайи. Вот перед кем мне нужно объясняться и из-за кого сердце рвалось на части. Сестренка стояла в углу моей комнаты спиной ко мне. Ни разу не повернулась, не взглянула, не обратила никакого внимания. Но даже через призму лекарств я слышала, как она иногда всхлипывала, но пыталась сдержать слезы, протирая глаза рукавом абайи.
— Я поговорю с отцом, он не позволит тебе вернуться в университет.
Что? Как?
— Он обещал, что я окончу…
— Ты окончишь его, если позволит отец.
Я снова не успела сообразить, что имела в виду Назира. Она вышла из комнаты, хлопнув дверью. И я осталась наедине с Хайей. Только сейчас она осмелилась повернуться ко мне и показать свое раскрасневшееся от слез лицо.
— Ами, как ты могла? — выкрикнула Хайя. — Это был мой шейх! Карим Аль-Дин-Абдул мой жених! Зачем ты отбила его у меня?
— Ты же знаешь, я хотела тебе помочь. Я… мне жаль…
Но Хайя не дала мне договорить. Она резко подошла к двери и хотела покинуть мою комнату, но в последний момент обернулась, чтобы встретиться со мной озлобленным карим взглядом,
— Лучше бы ты не возвращалась.
Последнее, что я услышала от родных, прежде чем я осталась одна в своей запертой комнате. Даже Джахиду не разрешили меня навестить.
Я заслужила одиночество. Я виновата. Я во всем виновата.
Как всегда…
Мои дни прошли в тумане, в периодической боли в теле. Я просыпалась посреди ночи с криками, затем засыпала, а просыпалась уже с капельницей в руке. Порой я не понимала, где именно концентрировалась боль: в ноге или в душе.
Сколько дней прошло? Когда я перестала считать дни и ночи, проведенные в комнате? Неизвестно. У меня даже телефон отобрали, а ноутбук Джахид не успел принести после приезда из аэропорта.
Вдруг Шахир звонил, а я не смогла ответить? Или я пропустила лекции по программированию? Отец сказал, что предупредил декана о моем отсутствии из-за травмы, но я надеялась как можно скорее оказаться на занятиях среди привычной учебной суеты.
Рядом с ним…
— Аллах Акбар! — выкрикнул рыжий парень в углу коридора, вызвав смех однокурсников.
Аллах, сохрани меня…
Я опустила голову, глубоко вздохнув. Снова Питерсон издевался надо мной. А это всего лишь вторая неделя учебы. В нашем университете не так много мусульман, как в остальных, но я не ожидала, что меня примут с такой ненавистью.
Отец учил меня не поддаваться агрессии, если меня будут обижать и отстаивать свою веру в любой ситуации. Потому что это мой выбор. Это мое видение мира. Но предпочитала не вступать в конфликт. Тем более Питерсон присутствовал в моей жизни раз в неделю, когда мы ходили на программирование с его группой.
Я утонула в своих мыслях и не почувствовала, как ко мне подошли сзади парень и девушка и попытались стянуть хиджаб.
— Ай! — громко воскликнула я, чувствуя головную боль. Платок немного оттянулся назад, но не упал из-за крепко приколотых невидимок. А вот мои волосы наверняка пострадали.
— Да она родилась с этим чертовым платком!
— Точно-точно!
— Таким не место в нашем мире.
— Ты не одна из нас.
— Ты не особенная.
Милая, ты особенная. Ты индивидуальность и всегда останешься ею.
Мамины слова, сказанные в далеком детстве, отпечатались в моей голове, однако они постепенно исчезали, а на первый план выходили насмешки однокурсников. Я голова была сбежать и расплакаться от досады, пока передо мной не появилась высокая фигура, от которого веяло насыщенным запахом бергамота.