Шикаста
Шрифт:
Благородные слова…
Благородные условия…
Благородство поведения…
На Шикаете раса господ может с переменой условий превратиться в расу покоренную. Раса рабов в связи с изменением ситуации за несколько десятилетий может поменяться местами со своими хозяевами. Точно так же менялась и роль женщины, и если народ, страна, раса попадает в кабалу, то женщины этой расы попадают в двойную кабалу, используются в домах господ.
Такая женщина, часто в ущерб интересам своих собственных детей, которых она вынуждена покинуть, служит подспорьем, оказывает поддержку, доставляет пропитание своей семье, в течение всей жизни служа семье чужой. То есть в течение всей рабочейжизни. Ибо в старости ее могут выставить на улицу с тем, с чем она в семье хозяев и появилась. Но она же может оказаться и средством, предохраняющим
Персонаж чуть ли не презираемый, во всяком случае, второстепенный, служанка — но она способна представлять собой центр семьи, поддерживать в ней равновесие. Снова и снова встречается подобная ситуация, в разные времена, в разных культурах.
Такого рода история приключилась и на крайнем западном острове у берегов Северо-Западных Окраин. В течение столетий остров этот отличался отсталостью, бедностью, эксплуатировался более сильными соседями.
Семейство, весьма гордое своею «кровью», но почти безденежное, наняло в служанки пятнадцатилетнюю деревенскую девушку. Вследствие сложной экономической ситуации браки на острове всегда оставались весьма сложной темой, но эта девушка не вышла замуж хотя бы потому, что никогда всерьез и не рассматривала возможность замужества. Слишком близко к сердцу принимала она проблемы семьи, которой служила. Она убирала в доме — в немалом доме, — готовила, присматривала за всеми рождающимися в семье детьми. Работала от зари до зари за плату весьма низкую, но не жаловалась, ибо знала, что ее хозяева едва сводят концы с концами, а также потому что привыкла обходиться малым. Да и к тому же она любила их. Могла, например, потратить месячное жалованье на платьице для любимой малышки.
Несколько раз муж и жена ссорились, расходились, и на нее сваливались дополнительные хлопоты. Она поддерживала хозяйство, пока семья не восстанавливалась.
Пятеро детей выросли, она состарилась. Дети оставили остров, разъехались по дальним странам. Постаревшие родители остались одни в разваливающемся доме. Решились на эмиграцию. Однажды вечером они сообщили служанке, что в ее услугах более не нуждаются.
И отбыли в дальние края, предоставив ей напоследок возможность в последний раз прибраться в доме, предназначенном для продажи. Она вернулась в деревню, где у нее осталась единственная родственница, овдовевшая сестра, поворчавшая, но все же предоставившая ей кров. Служанка осталась ни с чем. Все ее имущество составляли хозяйкины обноски.
Она не сразу осознала, что с ней произошло. Она никогда не считала, что ее эксплуатируют, что с ней недостойно обращаются. Ведь она любила этих людей, всех вместе и по отдельности, жила их жизнью. Они ее не любили, но все же она полагала, что они сжились с нею. Она не слепая, видела их недостатки, бездумное легкомыслие, но в то же время восхищалась ими. Поцелуй малышки, улыбка хозяйки, время от времени восклицание типа «Ах, что бы я без вас делала!» — чего еще желать?
Постепенно она пала духом, часто плакала «ни с того, ни с сего».
Сестра не уставала возмущаться ее хозяевами. Молодая односельчанка с журналистскими амбициями написала статью, опубликовала ее в местной газете. Крупная газета с соседнего острова статью перепечатала.
Старая служанка расстроилась еще больше. Она боялась, что бывшие хозяева сочтут ее неблагодарной.
И действительно, она получила письмо от престарелых родителей, полное упреков. Они проживали теперь на солнечном острове, где экономическая ситуация позволяла нанимать прислугу без ограничений. О возникших трениях прослышали соседи. Начинающая журналистка, опасаясь за свою карьеру, обратилась к адвокату. Сестра, узнав об этом, пошла по ее стопам. Остров этот своим сутяжничеством славен, как и все области, долго прозябавшие в бедности.
Служанка вдруг оказалась втянутой в дрязги и разбирательства, стала центром нежелательного внимания. Она написала обиженным престарелым родителям бессвязное письмо, оправдываясь, упирая на то, что она ничего не знала: «Они мне ничего не сказали».
Итак, они обращались к адвокату. Этим адвокатом следовало оказаться Тофику! Должным образом освещенный, случай этот вскрыл бы множество аспектов эксплуатации. Можно было бы, в частности, подчеркнуть типичность такого случая, когда женщина работает в семье на протяжении многих лет, а затем оказывается за воротами, характерность ситуации не только для этого острова.
Случай стараниями сторон дошел-таки до судебного разбирательства, но наблюдатели отметили его безвкусный, мелочный, сквалыжный характер, размытость
В сферу моей ответственности входит лишь сама служанка, старая подруга, хотя она об этом, разумеется, не имеет представления. И две сестры, ее бывшие воспитанницы, огорченные случившимся. Они сохранили о старой служанке самые теплые воспоминания, а статья в газете и эмоциональные письма родителей освежили воспоминания. Обе оказались открытыми для положительного воздействия, чем я и воспользовался, соответственно устроив их будущее.
Служанка же весьма расстроилась из-за всей этой суматохи, мучилась угрызениями совести. Жизнь ее с сестрой не заладилась. Вскоре она умерла.
В Зоне 6 я поручил ее заботам Рани, ибо эта женщина уже запланирована к возвращению на Шикасту для новой попытки.
Занимаясь всем этим, я все чаще задумываюсь о проблемах адекватного освещения событий. Инструктируя добровольцев, готовых заниматься пребывающей в последней фазе Шикастой, я всячески подчеркивал неизбежность несоответствия воображаемой ими картины, их ожиданий тому, что они встретят в реальности. Факты гораздо легче зарегистрировать, чем атмосферу, настрой, тональность происходящего. Понимаю, что записки мои могут попасть в руки тех, для кого обстановка Шикасты внове. Поэтому я предусмотрел кое-какой дополнительный материал пояснительного характера.
(По возвращении с Шикасты Джохор предложил архивам в дополнение к отчетам свои зарисовки и пояснения. Он полагал, что, как отмечено выше, интересующимся этой злосчастной планетой принесут пользу иллюстрации эксцессов поведения, обусловленных пониженной концентрацией ВС. Эмиссар Джохор с излишней скромностью называл свои материалы сырыми, отмечал недоработанность этих заметок Вообще-то он в основном писал их для себя, чтобы ничего не забыть и систематизировать наблюдения, хотя с самого начала и допускал мысль, что они могут пригодиться другим.
Со своей стороны отметим — с дозволения эмиссара Джохора, — что автор во время составления данных документов пребывал под влиянием Шикасты, что неизбежно ведет к некоторой эмоциональности. — Примечание архивариуса.)
Самый западный остров Северо-Западных Окраин, уже упомянутый в случае индивида Восьмого, на протяжении веков страдал от набегов, оккупации, вторжений и заселений, терпел притеснения от многочисленных агрессоров, от разных народов. Разруха довела народ до голода, до угрозы вымирания, и миллионы граждан покинули страну в поисках лучшей доли за морями. И вот вырос в этой стране некий молодой человек, без работы, без имущества и без каких-либо талантов. Было у него лишь одно достоинство. Вырос он в городской трущобе, но дед его не покинул земли и снабжал семью молоком и картофелем, так что силой, массой и габаритами этот юнец отличался чрезвычайными. Еще одной выдающейся чертою блистал он: глуп был необычайно. Настолько, что не хватило у него ума эмигрировать и начать новую жизнь. Крепкое телосложение молодого человека соблазнило рекрутеров последнего оккупанта, его забрали в армию, выдали красивую форму, обеспечили регулярным питанием, показали мир. Армия эта, как и все армии Северо-Западных Окраин, отличалась стратифицированностью, то есть расслоенностью, офицеры ее, преисполненные классового и кастового самосознания, почитали нижних чинов не выше домашних животных. В течение двадцати лет армейская служба бросала нашего героя из одного конца обширной, тогда еще могучей, но уже проявляющей признаки распада империи, в другой ее конец. Предназначение этой жертвы заключалось в притеснении и подавлении множества других жертв. От дальней восточной оконечности Основного Материка до северной части Первого Южного Континента этот бедолага в составе оккупационной армии нависал своею массой над народами, принадлежащими к цивилизациям и культурам, более древним, более сложным, более терпимым, обычно и более гуманным, чем представляемая им. Он с утра до ночи пребывал в полупьяном состоянии. К возлияниям пристрастился еще в детстве, чтобы заглушить мерзость окружающей обстановки. На красной, обычно потной его физиономии деревянно застыли глаза, не отражающие никакого движения мысли. Когда-то давно он пытался шевелить мозгами, но жизнь всегда наказывала его за эти крамольные попытки. Иногда какой-нибудь офицер писал под его диктовку письмо домашним, и в этом письме всегда содержалась фраза: «Здесь только выставь ногу, и черные сразу бросаются чистить тебе сапог».