Шиповник и Ворон
Шрифт:
— Как скажешь, — Флоренс пожимает плечами и прищуривается, что-то рассматривая впереди. — Но если он начнет палить, то я пристрелю его без размышлений.
У нее даже голос изменился. Стал чуть ниже и глубже, чем тогда в кабинете: из него пропала девчачья ломкость и высота, а на поверхности показались уверенность и колючий холод.
Я — чужак. Флоренс не доверяет мне, а после слов о «семейных разборках» может даже подозревать в сговоре.
Она
Стоит девчонке почувствовать хотя бы малейший намек на ложь, как я останусь лежать посреди коридора с пулей в затылке.
Осознание бьет меня по лицу раскаленной тяжелой ладонью, и я не могу сдержать кривую усмешку.
Достойного напарника Фэд воспитывает. Под стать себе.
Платформа дергается и замирает на месте, аккурат у коридора, ведущего в кабинет. Я все еще надеюсь, что после нашего ухода Ключ перенесли и спрятали, но тихий истеричный смех, доносящийся из-за двери, говорит об обратном. Жестом указываю на панель справа и отстегиваю револьвер, взвожу курок, и щелчок в тишине кажется оглушительным.
Мне нужна всего пара секунд, не больше. Возможность вскинуть руку и нажать на спусковой крючок.
Облизываю пересохшие губы и киваю, когда Флоренс заносит ладонь, чтобы ударить по стеклопластовому прямоугольнику.
За дверью что-то грохочет, а через мгновение я слышу знакомый писк.
— Назад!
Флоренс слишком близко — не успевает среагировать. Дверь мнется и раскрывается, как цветок, разлетается в стороны острыми осколками, вспарывает рубашку и жилет, обдает лицо колючими раскаленными брызгами. Отлетаю назад и прикладываюсь со всей дури об поручни платформы.
Мне кажется, что они гнутся от натуги, а ребра трещат и хрустят, выбивая из горла болезненный вопль. Падаю плашмя, лицом вниз, хватаю губами раскаленный воздух, а когда пытаюсь приподняться, то что-то тяжелое давит на шею, пригибая к земле. Я почти впечатываюсь в пол, без малейшей возможности пошевелиться и при этом не лишиться головы.
— Зря ты не носишь броню, Ши, — голос Бури искаженный и охрипший. Он надсадно кашляет, но крепко стоит на ногах.
Щелчок.
Курок на его револьвере взведен.
Краем глаза я вижу рядом Флоренс. Неподвижную и обмякшую.
— Как думаешь, три пули достаточно, чтобы убить такую мелкую сучку?
— Не…смей…
— Или что?
Он переворачивает меня рывком, отбрасывает в сторону клинок и огнестрел и фиксирует мои руки над головой. Буря
— Открой-ка рот, шлюха, — шипит Буря.
Дуло револьвера смотрит точно мне в лицо. Я чувствую запах сциловой смазки и стали: он оседает на языке вместе с пылью и гарью.
Подчиняюсь приказу, а Буря чуть не вышибает мне стволом револьвера зубы, проталкивая его глубоко в горло. Давлюсь кашлем, отчего боль в ребрах прошивает меня до самой поясницы и скручивает в тугой узел, выжимает злые слезы и глухие проклятья.
— А Ключик-то у меня, — свободной рукой Буря машет перед моими глазами артефактом. Его взгляд наливается каким-то хищным, диким блеском, и острие Ключа упирается мне в шею. Надавливает сильнее, прорывая преграду кожи, обмакивает наконечник в теплую кровь. Ничего не чувствую и почти ничего не вижу, все тело — обломок камня, покрытый сеткой мелких трещин.
Артефакт весь в крови, и мне кажется, что я слышу его голос.
Далекий, неразборчивый шепот.
Он похож на легкое шуршание листвы под ногами, когда прогуливаешься осенью по забытым тропинкам.
Так мог бы разговаривать лес, если бы знал человеческий язык.
Враг…
Враг нашел нас…
Что-то тяжелое и холодное капает на щеку, а лицо Бури неуловимо меняется. Он смотрит на артефакт, как на ядовитую змею, но не в силах разжать пальцы и отбросить его прочь. Ключ медленно покрывается непроницаемой чернотой, которая собирается и стекает вниз, по запястью Бури и дальше. Чернота булькает, оплетает наши тела, мешает отлепиться друг от друга. Тонкие усики-щупальца пеленают и лежащую рядом Флоренс.
Хочу кричать, выть от ужаса и биться, как в последний раз, но странный, шелестящий голос настойчиво врывается в голову и крошит мысли в пыль, мешает сосредоточиться.
Враг нашел нас…
Мне кажется, что я проваливаюсь в яму без дна, тону и не могу нащупать опору. Бури уже не видно, он весь оплетен чернотой и даже не шевелится.
Парализованный.
Уничтоженный страхом.
Когда мрак подбирается к глазам и ушам, мне кажется, что я слышу вдалеке чей-то крик. Будто кто-то зовет меня по имени и просит не уходить, но шелест сильнее.
Нет вокруг ничего, кроме тьмы.
И она с радостью принимает нас.