Шипучка. Ты уже часть меня
Шрифт:
Дни начинают свой бег, и главным событием каждого из них становится наша переписка с Арсением. Утром я просыпаюсь вместе с посланием от него, а засыпаю, глядя на забавные смайлики и новое прилагательное к «сновидениям». Их уже шесть: вишневых, цветных, зефирных, розовых, ярких и горячих. Причем пожелание «горячих снов» дополнено фотографией обнаженного торса. Вот это действительно горячо. Приходится пятнадцать минут бегать за Милой, чтобы забрать телефон, потому
Утро субботы отличается от всех остальных, потому что, во-первых, Сеня не пишет мне, а, во-вторых, звонит мама. Это не первый раз, когда я буду разговаривать с ней, после того как узнала о своем интересном положении, но почему-то именно сейчас сердце бьется неровно, рвано, словно паника уже на пороге. У родителей и детей есть особая связь, мы с мамой еще и морально очень близки. Не знаю, почему не рассказала ей сразу, наверное, мне просто не хочется разочаровывать ее, но я не могу скрывать вечно.
Ухожу из спальни на кухню и тихонько закрываю за собой дверь. Не хочу разбудить Милу, ей и так несладко приходится из-за моих ночных полетов в ванную. Когда от тошноты желудок связывает узлом, последнее, о чем ты думаешь, так это о собственном топоте и с какой громкостью хлопаешь дверьми.
– Привет, – отвечаю родительнице, открывая окно, чтобы вдохнуть немного свежего утреннего воздуха, еще хранящего ночную прохладу. Мне нужны силы для этого разговора.
– Привет, Кусяндрик, – щебечет мама.
О-о-о… Мое ненавистное прозвище. Если Никуся я еще могу выдержать, то этот Кусяндрик… Б-р-р… И зачем было выбирать ребенку такое короткое имя, чтобы потом извратить его, придумав нечто длинное и отвратительное?
– Как ваши дела? – спрашиваю, делая вид, что не заметила ее обращения, и присаживаюсь на стул, подперев кулаком висок. Что-то голова какая-то тяжелая. Наверное, слишком много мыслей.
– Хорошо. Папаня уехал в рейс на неделю, а я иду на работу. Сегодня Галочка открывает лавку, так что я успела управить хозяйство и полить клумбы.
И начинается рассказ об уточках и розах. О поздней весне. О том, что у папы был сломан Камаз, но вчера привезли и поставили какую-то важную деталюху, и он наконец-то поехал за свеклой. Мама рассказывает, как дела у всех наших знакомых и не очень. Работая на рынке продавцом овощей, да в принципе любым продавцом, будешь знать все и обо всех. Иногда даже больше, чем нужно.
– Когда ты приедешь в станичку? Я ждала тебя на этих выходных, но ты все молчишь. Уже почти два месяца дома не была. Ника, имей совесть! – мама пытается говорить строго, но я слышу улыбку в ее голосе. Как же сильно я ее люблю.
– Я не знаю. Прости… Учеба, ты же сама понимаешь, – сердце вновь набирает ритм, предчувствуя,
– Ника, в чем дело? Ты ничего не хочешь рассказать мне? Марк? Он обидел тебя?
– Мы расстались, мам.
– Почему ты молчала? Милая… Вот же засранец! Папке скажу, он ему…
– Не надо, пожалуйста. Это ничего не исправит. Он меня не любит, а если так, то какой смысл?
– Не любит? Как такое сокровище можно не любить? Ты самая прекрасная девочка на свете. Умная, добрая, милая…
Хоть для кого-то я сокровище. Мамины слова живая вода для любых ран.
– Мам, – сдерживаю рыдания, но предатели-слезы уже бегут по щекам, – я беременна.
Тишина. Слышу только ее тяжелое дыхание и шаги. Господи, о чем я думала? А если сердце прихватит? Нельзя было говорить по телефону.
– Мамуль? Ты там как? Слышишь меня? – вскакиваю на ноги, чувствуя необходимость сделать хоть что-то. – Мама!
– Я здесь. Здесь, – голос очень слабый. – Какой срок?
– Восемь недель.
– Акушерских?
– Да.
– Токсикоз?
– Замучил уже. Как и с едой, три раза в день.
– Как и у меня было с тобой, – нежность в ее голосе словно касается души. – Ничего, мое солнышко. Не волнуйся, хорошо? Мы со всем справимся. Что-нибудь придумаем. Не делай глупостей только, ладно?
– Угу, – хлюпаю носом.
– Я уже добралась до лавки, милая. Нужно работать. Вот это ты меня огорошила, конечно, – все еще взволнованным тоном говорит мама.
– Не говори никому.
– Ни слова, – мгновенно обещает она. – Господи, я стану бабушкой. Счастье-то какое!
– Мам!
– Все, пока, Кусяндрик. Люди пришли… Я люблю тебя.
– И я тебя, мамуль.
Вздох облегчения, а затем спину сковывает нервозность. Я ведь не все успела ей рассказать, но остальная часть может дождаться личной встречи. Да, наверное, так будет лучше. Вибрация колит ладонь. Сообщение.
Ветерок: «Доброе утро, Шипучка. Выгляни на улицу. Погодка шепчет.»
Ника: «Утречка! Что она шепчет? Идите нафиг, сидите дома?»
Ветерок: «А ты посмотри в окно;)»
Подхожу к окну, гадая, что должна увидеть там или услышать, и замираю, схватившись за подоконник.
– Привет, – Сеня стоит внизу и приветливо машет, широко улыбаясь. – Погодка классная, да?
– Что ты здесь делаешь? – произношу приглушенно, боясь, что кто-нибудь увидит или услышит.
– Соскучился, – дерзко ухмыляется.