Шипы и розы (Шепот роз)
Шрифт:
Ей следовало бы его возненавидеть, а вместе с ним и высокую длинноногую красавицу, тесно прижавшуюся к плечу великана. «Но так нельзя, — убеждала себя Сабрина. — Ведь я сама желала ему найти новую спутницу жизни, женщину, которая способна войти с ним рука об руку в зал, влиться в круг танцоров и вообще дать ему все, чего я не могу дать при всем на то желании».
Единственное, на что была способна в настоящий момент Сабрина, так это смотреть на возлюбленного во все глаза, обуреваемая столь страстным желанием, что дух захватывало. Их взгляды встретились поверх голов толпы. Больной показалось,
Морган мысленно проклинал себя за непростительную глупость, зная, что Лондон следовало покинуть еще неделю назад. Он продолжал выписывать сложные па менуэта с природной грацией и каменным лицом, но в душе бушевала буря. Надо же было оказаться таким ослом и поддаться на уговоры Рэналда остаться в Лондоне еще на одну ночь! Ведь ранее на Моргана не подействовали даже мольбы Элизабет, готовой почти на коленях просить зятя задержаться еще на пару дней.
Всей кожей Морган чувствовал, как окружающие обмениваются понимающими взглядами, посматривают то на него, то на Сабрину в ожидании нового громкого скандала.
Хотелось разыскать и немедленно придушить Рэналда за это новое предательство. Кузен умолил Моргана помочь ему осуществить его дерзкий замысел, клянясь честью Макдоннеллов, что Сабрины на маскараде не будет. Припомнив это, Морган фыркнул. О чести Макдоннеллов можно говорить только в насмешку. Еще в раннем детстве Ангус дал ясно понять сыну, что эти два слова несовместимы.
Морган никак не ожидал увидеть на маскараде Сабрину, восседавшую в своей коляске в дальнем углу, как принцесса на троне. «Моя принцесса», — подумал он с чувством собственника. В простом белом платье, с короной из кос, она выглядела маленькой девочкой, той самой девчушкой, которая в далеком детстве так смешно и простодушно предложила ему свое сердце. Но она уже не девочка. Сабрина теперь зрелая женщина, и в глазах ее светится душевная боль.
При очередном па Морган был вынужден повернуться и на какое-то время потерял Сабрину из виду. «Ну почему? Спрашивается, почему я не уехал днем раньше?» — в сотый раз задавался он вопросом. Понадобилась целая неделя для того, чтобы убедить Дугала в своей неспособности и дальше помогать больной. В конце концов предводитель Камеронов был вынужден признать свое поражение и правоту зятя. Но до сих пор в ушах Моргана звучали горькие упреки Элизабет, перед глазами стояло полное отчаяния скорбное лицо.
— У вас такой вид, милорд, что вы меня просто пугаете, — заметила партнерша Моргана, кокетливо хлопая длинными ресницами в прорезях украшенной драгоценными камнями маски. Ее голос понизился до многозначительного шепота: — Возможно, нам следовало остаться в моей квартирке. Там было бы удобнее.
Морган решил пойти на маскарад, преисполненный решимости провести последнюю ночь в Лондоне в манере, присущей Макдоннеллам, то есть напиться и устроить дебош. Накануне он призвал секретаря и с его помощью внимательно просмотрел приглашения, поступившие в его адрес в последние недели, и остановил выбор на молодой вдове безвременно почившего виконта в расчете на то, что высокая и статная
Общение с блондинкой Морган не рассматривал как супружескую измену, поскольку уже завтра утром Сабрина поставит свою изящную подпись под официальными документами, и с их браком будет покончено, словно его и никогда не бывало.
— Боюсь, вы правы, миледи, — Морган поднес к губам затянутые в перчатку пальцы веселой вдовушки. — Решение пойти на маскарад было с моей стороны ужасной ошибкой.
Предводитель Макдоннеллов нежно взял даму под локоток и направился было к выходу, в душе послав Рэналда и все его глупые затеи ко всем чертям, но тут оркестр на минуту примолк и вдруг заиграл старинную шотландскую мелодию. Ее мотив перевернул душу Моргана. Закрыв глаза, он слышал не звуки скрипок и арфы, а пение лютни и зов волынок.
Будто острым ножом пронзило сердце, и перед мысленным взором встали, как живые, Ив и прочие члены родного клана. Они пристально смотрели на своего вождя и будто силились что-то ему сказать. Морган мотнул головой, стремясь прогнать видение. Нет, им не место здесь, в этом мире напудренных париков и жеманных улыбок, они никогда в нем не приживутся. В этот момент великан заметил, как от оркестра отходит Рэналд, и догадался, кто мог заказать мелодию, не вписывавшуюся в атмосферу лондонского маскарада.
Несколько пар еще оставались в центре зала, пытаясь подобрать танцевальные па, соответствующие необычной мелодии, но большинство танцоров разбрелись по залу, решив отведать в перерыве пунша и пирожных. Понимая, что совершает непоправимую ошибку, Морган все же не удержался и решил попрощаться с женой хотя бы взглядом.
Сабрина не сводила глаз с танцоров в центре зала, но в ее взоре, вопреки ожиданиям Моргана, не было горечи либо зависти, а сквозила тихая печаль, как у ребенка, рассматривающего сокровище, которое ему никогда не достанется.
Торопливо извинившись перед ошеломленной виконтессой, Морган из конца в конец пересек почти пустой зал. Все участники маскарада пристально наблюдали за тем, как белокурый великан подходит к больной в коляске и предлагает ей руку.
— Вы позволите пригласить вас на танец, миледи?
Сабрина молча уставилась в одну точку позади бедер мужа, до крови прикусив нижнюю губу. На ее лице, не скрытом за маской, легко можно было прочитать все обуревавшие ее эмоции: неуверенность в искренности Моргана, боязнь того, что его поступок продиктован лишь желанием в очередной раз зло подшутить над ней; и самую слабую из этих эмоций — робкую надежду.
Великан затаил дыхание, боясь вспугнуть свою собственную надежду. И тогда Сабрина, рискуя быть жестоко осмеянной и оскорбленной, доверчиво положила свою маленькую руку в его широкую ладонь.
— Почту за честь танцевать с вами, сэр, — сказала она, подняв на Моргана блестящие темно-синие глаза. Настал черед гостей бала затаить дыхание, когда Морган наклонился и принял жену в объятия, нежно прижав к груди, как малого ребенка. Сабрина обвила его рукой за шею, не удержалась и чуть потерлась щекой. Никогда с момента катастрофы она не чувствовала себя такой сильной и полной жизни.