Широка страна моя родная
Шрифт:
Генерал тут же дал команду нестись к берегу даже быстрее, чем мы уходили от него, когда стало известно о планах нашей ликвидации. Командовать-то он может, сколько угодно, а вот исполнить его команду, когда дизель и так молотит на максимальных оборотах… Но вскорости такой шанс появился в виде несильного (пока ещё!) восточного ветра, и Осинцев приказал поставить паруса в помощь мотору. Ближе к вечеру лаг показал, что мы поставили рекорд, разогнав «Удачу» до невиданных доселе девяти с половиной узлов.
Хуже было с «Анадырем»: его бермудские паруса плохо приспособлены для движения по ветру (или фордевинг, как говорят моряки).
Если вы, вычитав где-нибудь, что скорость ветров урагана достигает 150-200 километров в час, думаете, будто бы и сам тайфун движется с такой скоростью, то глубоко ошибаетесь. Тайфун, как и смерч, движется достаточно медленно, всего 15-20 километров в час. Но воздух, вращающийся вокруг его центра, действительно разгоняется до бешеных скоростей. При этом в северном полушарии он закручивается против часовой стрелки, а в южном – по часовой стрелке. И смена ветра показывала, что мы пока всего лишь попали на краешек зоны влияния тайфуна. Сам же этот гигантский воздушный волчок, нередко превышающий 800 километров в диаметре, двигался нам наперерез где-то далеко на юго-западе. Именно там под вечер на горизонте появились перистые облака – первые предвестники будущего урагана.
По расчётам Воронцова, за прошедшие сутки мы одолели почти пятьсот километров в сторону берега. При этом тайфун, в приближении которого уже никто не сомневался, стал ближе к нашему курсу километров на двести. Подтверждало это и усиление ветра, позволившее отказаться от мотора. Мы и без двигателя шли с максимальной «паспортной» скоростью в семь с половиной узлов. И если ураган, как обычно при приближении к континенту, сменит направление с движения с северо-западного на северное, а потом и на северо-восточное, то мы можем успеть проскочить у него «под носом» и укрыться в устье реки Студёная, чтобы переждать тропический шторм.
Ночь и утро оказались самыми сложными. Ветер ещё усилился, а вместе с ним усилилось и волнение. Теперь передвигаться по палубе «Удачи» без страхового линя было просто опасно, поскольку её время от времени окатывало при прохождении самых больших волн. Ну а про крены на судёнышке с довольно плоским дном до сих пор без ужаса вспоминать не могу… Шли мы, правда, только под стакселем, помогая ему мотором, поскольку люгер, игравший роль основного паруса, мог нам просто сломать мачту. Но, кажется, успевали перебежать дорогу урагану!
Что это именно так, стало ясно утром, когда ветер стал чуть тише, а сплошная пелена облаков маячила ближе к корме, к левой раковине, если использовать морскую терминологию. А на экране радара появилась тонкая полоска берега.
Согласно морским правилам, нам бы не ломиться, как лось во время гона, к берегу, а наоборот, драпать от него со всех ног. Но не на наших судёнышках, предназначенных для тихих вод Большого залива Земли Лишних. В ситуации с тайфуном спасти нас могло лишь устье реки, на что и рассчитывал Воздвиженский. Три-четыре километра вверх по Студёной, и какая-нибудь излучина нас защитит от океанских штормовых волн и ураганного ветра.
Как мы ни старались забирать правее, чтобы компенсировать снос судов северо-западным ветром, временами переходившим
– На радаре отметка! Десять миль на зюйд.
Помчавшийся в рубку Осинцев уточнил:
– Скорость около 20 узлов. Судя по всему, примерно 200 тонн водоизмещения. Почему раньше не доложили?
– Отметка с береговой линией сливалась. Только что стало возможно различить…
Разглядеть, что это, в бинокль с такого расстояния было тоже невозможно. Прикидки Воронцова показали, что мы войдём в устье раньше, чем пограничный сторожевой катер, как предположил генерал, настигнет нас. Если, конечно, не добавит хода…
Добавил. После того, как мы «отморозились» и проигнорировали попытки связаться с нами по радио. Но нам до устья, вход в которое был помечен бакенами на воде и створными знаками на берегу, оставалось чуть больше полумили, а ПСКР – три мили.
– Стрелять не начнёт? – озаботился капитан. – У него дальность стрельбы артавтомата – две с половиной мили.
– Ему за это голову снимут! – фыркнул Воздвиженский. – Но на всякий случай надо бы ответить. Мол, остановиться не можем, спасаемся от шторма, течь в трюме, есть опасность затопления. Ну, и рация барахлит…
Пока Вадим Григорьевич изображал перебои в работе радиостанции, Дежнёв на моторе проскочил в реку, а следом за ним в протоку, сужавшуюся впереди метров до семидесяти, шмыгнули и мы. А ПСКР, видимо решив, что никуда мы с подводной лодки не денемся, снова сбросил ход до двадцати узлов и двинулся дальше на север, уходя от шторма. Скорее всего, в порт Целинников.
– Можно считать, сегодня к вечеру в Советске уже будут знать, что мы здесь.
– Плохо ты о нас думаешь, Колесов! Не к вечеру, а минут через пять. На маяке телефон, и в управлении СГБ Магнитки уже шухер стоит из-за того, что неизвестные суда в реку вошли…
Устье реки Студёная, 36 год, 7 июля, четверг, 17:30
И разверзлись хляби небесные…
Но это потом. А сначала был мат в эфире от Сени Дежнёва, у которого дизелёк зачихал, высасывая последние капли солярки со дна топливного бака. «Анадырь» он на плёс выбросил, а следом и мы приткнулись. Чтобы заняться знакомой с детства игрой «тянем-потянем». Бойко, служивший на Тихоокеанском флоте, подсказал: при прохождении тайфуна нередко случается подъём воды в устьях рек. Да и дождики наблюдаются нехиленькие, из-за которых реки вздуваются, как тесто в квашне. Поэтому и крутили кабестаны всей толпой, чтобы подальше на песок вытянуть и яхту, и баркас. А потом ещё и канаты бегали крепить к прибрежным деревьям.
Едва отдышались, Воздвиженский потребовал связаться с маяком на той частоте, что ПСКР вёл с ним радиообмен. Связались, и потопали мы впятером – генерал, я и трое его охранников – в сторону маяка…
Топать в бронике три километра в горку при всё усиливающемся ветре (вовремя, похоже, мы в реку заскочили!) – то ещё удовольствие. Но генералу было НАДО, и ничего не попишешь! Мог бы он и со своими архаровцами прогуляться, да я сам напросился: никогда до сих пор на маяке бывать не доводилось.