Широки Поля Елисейские
Шрифт:
Прочего я даже не помню - тоже всё разумное и очевидное. И когда я понял, что этими вопросами-ответами меня уже прямо сейчас затянули в брак, то даже не трепыхнулся. Типа "Отчего ж нет - если с того всем как есть будет лучше".
Напоследок снова подал реплику Фируз.
– Достопочтенные! Вы так хорошо всё уладили, что вами как бы позабылось: суть никаха - вено, которое жених даёт невесте, а о нём вовсе не упомянуто. Без того сам никах беззаконен. Остальные прибыли - дело наживное.
Кто или что меня толкнуло под ребро, не знаю. Многое, коли поразмыслить, я творил
Но я сказал:
– Я не владею ничем, кроме самого себя. ("Ибо нет у бедной сироты ни стыда, ни совести", обычно подхватывали мои приятели.) Остальное - подарки судьбы. Разве что примете это в качестве валюты?
Фируз откинулся назад на своём сиденье, так что едва не порвал сеть из плюща, и зааплодировал - не совсем на здешний манер.
– Какова идея! И совершенно добровольная, признайте. Одного не пойму: где сей залог держать и как госпожа Леэлу поступит с ним in occasio развода.
Чем доказал свою причастность к иным культурным слоям, чем общескондский.
Но Эбдаллах возразил, снова потягивая себя за бороду, словно из неё можно было выдоить очередную мудрость:
– Можно написать в брачном договоре, что согласие уважаемого супруга не должно использоваться ему во вред. Разве что если обстоятельства сложатся так, что он провинится, и тогда ему поневоле придётся прибегнуть к выбору.
Последняя идиома смутно напомнила мне что-то из Элинор Арнасон - "Кольцо мечей", но особой тревоги я не ощутил.
Напоследок меня заверили, что составленный по всем правилам договор о заключении брака будет выдан мне на подпись перед церемонией - и. естественно, останется последняя возможность пойти на попятный.
Также я полагал, что история со сватовством и женитьбой затевается ради того, чтобы хоть на некое время залучить блудную Хафизат под родимый кров. О боги, как же я ошибался...
Документ я получил через неделю - сплошь чёрная узорная вязь в широкой цветной рамке ещё более изощрённой работы. На одной странице оригинал, на другой - перевод на русский. Несмотря на непривычную славянской графике витиеватость букв и гораздо большую длину, перевод оставлял чёткое ощущение, что там кое-что пропущено, причём самое важное.
Эбдаллах и его секретарь (заодно, как я понял, исполнитель художественной части документа), вручив его, удалились - чтобы не мешать процессу. Я честно попробовал найти отличия от устного варианта, плюнул и подмахнул: в надежде, что хуже не будет.
И единственное, что меня тревожило, - место, выбранное для церемонии. Её собирались проводить в самом сердце Дома Энунны.
И уж конечно, драли и драили меня перед женитьбой ещё и похлеще, чем в день помолвки. В шесть рук: Замиль, папа Замиля и лучший Замилев приятель, который занял моё место после всей подляны, которую те двое со мной сотворили. Одно спасибо - женщин не было рядом, чтобы наслаждаться моими стенаниями...
Ибо сначала меня раздели догола, спрыснули какой-то ароматической жидкостью с ног до головы, исключая последнюю. А потом чиркнули огнивом. От мгновенно вспыхнувшего жара я взвыл, но тотчас понял, что наступившая затем расслабуха даже приятна - если не считать жуткой вони палёного
Тотчас же меня подхватили и погрузили в купель из толстого фарфора, наполненную до краёв тёплой водой. Вопреки вычитанным из книжек представлениям, розовых лепестков поверх воды не плавало - зато имелись в наличии листья и палочки, один в один - раскисший набор для засолки огурцов. Пахли они в том же духе и приятно сочетались с моим новоприобретённым запахом.
Я только подумал, что теперь можно словить небольшой кайф, как меня вынули из духовитой влаги, поставили наземь и начали растирать, читай - чистить скребницей и скоблить большим куском натуральной пемзы. Окатили то, что осталось, свежей водой из только что принесенной лохани и завернули в полотенце, восхитительно прохладное и нежное.
Нет, подумалось, я им что - японец перед обрядом сэппуку? Мало, что ли, того, что семь раз на дню омываюсь?
Но потом сообразил. Они собирались нарядить меня во всё новое и хрустящее. Жениху не следует брать невестины обноски, даже если до того их толком и не примеряли ни разу.
Я успел ознакомиться с тем, что носили здешние дамы под своими занавесками. Фрагмент-другой - и готова общая картинка. Так вот, здесь было нечто очень похожее. Та же широкая рубаха ниже колена, обильные шаровары, пантуфли из ремешков, прикреплённых к удобно изогнутой подошве, только на голове вместо платка - чалма вплоть до сурьмлёных бровей, с концом, спущенным книзу, чтобы, по ходу, прикрывать нос и рот. Ох...
Цвет всего был иной - не чёрный с золотом, что сочли слишком торжественным. Не белый с серебром - выглядит траурно.
Нет меня засунули в красное с ног до головы. Этого вида и цвета я не люблю, памятуя, что лишь "дурак красненькое любит", но оттенок моей багряницы был приятный - с мерзостью былого пионерского галстука не сравнить. К тому же он перебивался блеском множества нарядных подвесок и заколок, в которых я предположил охранные амулеты.
Поверх всего пейзажа накинули полупрозрачное покрывало, подвели к паланкину на мелких колёсиках и усадили. В экипаж тотчас же впряглись два рикши, которые ждали на улице; я было их пожалел, но судя по плавности хода экипажа, он двигался на воздушной подушке, шарики-ролики служили больше для опоры. Чтобы ставить наземь и давать полюбоваться содержимым.
Впрочем, уличное шествие было не скажу чтобы торжественным, никаких глашатаев впереди и позади не бежало, хотя кой-какое впечатление я произвёл.
Прежнего восьмигранника я вблизи не заметил - не те были масштабы. Стреловидная арка, в которую плавно внесли мой портшез, терялась на фоне стены в той же степени, как и сама стена на фоне мощной округлости общих очертаний, а к тому же щерилась сверху зубцами опускной решётки. Последнее доказывало, что здесь когда-то была цитадель, но как и у большинства старых крепостей, её булыжники были сплошь затянуты плющом, хмелем и девичьим виноградом. Я не спец в ботанике, но символику, сходную с моей личной, заценил.