Шишкин лес
Шрифт:
Ой, это ж так хорошо у вас написано. Как будто про людей.
— Это, деточка, не мои стихи, — тихо говорит Степа. — Их Агния Б-б-барто сочинила.
— Да шо вы? — удивляется Марина.
— Я н-написал «Тетю Полю», — говорит Степа.
— Ну вот! Я ж и говорю! — Марина ласково гладит Степу по рукаву. — Надо же. Живой писатель. Ну шо вы на меня так смотрите? Вы хотите в туалет.
— Да, — признается Степа.
— Так шо вы стесняетесь? Девчата не будут смотреть. А я вас загорожу.
Степа
Обитательницы камеры, полдюжины молодых женщин, толпятся у окна и внимательно наблюдают происходящее на улице.
Из окна видна возбужденная толпа у входа в бакалейный магазин напротив. Люди пытаются прорваться в магазин. Другие люди, уже нагруженные покупками, наоборот, не могут из него выбраться.
— Ужас, шо делается, — говорит глядящая в окно девушка. — Прямо как при Союзе.
— А я как раз вчера усе доллары на рубли сменяла, — говорит вторая девушка. — Хотела своим пэрэвести. А чого теперь им пэрэводить?
— Это чего они, сволочи, с народом делают! — ужасается третья.
Слышен звон стекла. В магазине разбили витрину.
Девушки у окна камеры вздыхают и охают.
— Что там п-п-происходит? — Степа тоже смотрит в окно.
— Дефолт, Степан Сергеевич, — объясняет Марина. — Шо-то со всеми деньгами случилось. Пока мы тут сидим, а в банках все зараз пропало. У кого шо было — все пропало. У вас шо-то было?
— Было, — подумав, отвечает Степа.
— Ну так теперь ничого нет.
— Ара, падайди, пагаварим, а? Пагаварить хочу, ара! — кричит гортанный голос в соседней камере.
Прямо перед окном камеры толпа сбила с ног старуху. У нее рассыпались пакеты. Она ползает по тротуару прямо перед окном, подбирает с асфальта вермишель.
— Люди хоть отовариваются на последние, а мы тут кукуем, — смотрит в окно Марина. — Степан Сергеевич, ну шо это за страна? Угораздило нас с вами тут родиться. Хотя шо я себя сравниваю? Вы ж писатель, такой талант... Вы ж хуже меня переживаете.
Степа смотрит в окно, жует губами.
— Степан Сергеевич, я вам скажу, шо для меня с детства наша литература — это все, — говорит Марина. — А шо у нас есть, кроме литературы? Шо у нас еще есть? Да ничего хорошего. Одни дефолты. Я иной раз думаю: за шо нам Бог послал Пушкина? За шо? Мы его заслужили? Нет. Мы ж свою духовность не ценим. Вот взять вас. Такой человек — и сидит в обезьяннике. А за шо?
Степа молчит.
— Ну, выпили. А я за проституцию, — говорит Марина. — Так это же смешно. Я не понимаю, шо они от нас еще хотят? Мы ж им и так — даем и даем, даем и даем. Я вам, Степан Сергеевич, как писателю, такое могу порассказать, шо у вас волосы застынут в жилах.
Степа молчит.
— Ой, извините, я все болтаю. Я мешаю вам?
— Нет-нет.
— Но я ж вижу. Вы сейчас шо-то в голове сочиняете, а я все время болтаю. Все. Молчу.
— Нет-нет. Мне с вами, деточка, интересно. Даже очень.
— Да вы шо? Правда?
— Слово чести. И как-то удивительно свободно. Как будто мы не только что встретились, а знакомы давным-д-д-давно.
— Это бывает. Это сродство душ.
— Но со мной т-т-такого обычно не бывает. Я человек замкнутый, — доверительно сообщает мой папа, — с людьми схожусь трудно. А с вами, деточка, мне как-то удивительно легко...
— Ой. Вы хотите встретиться, — понимает его по-своему Марина.
— Нет... Я п-п-просто...
— Степан Сергеевич, возраст не имеет роли.
— Я только хотел бы поговорить с вами п-п-по-дробнее...
— Так без проблем. Выйдем на волю — и хоккей.
— Нет...
— Шо нет?
— К сожалению, п-п-поздно.
— У мужчин не бывает поздно.
— Бывает. Я здесь нахожусь, Мариночка, потому что меня, наверное, сегодня уб-б-бьют.
— Вы так юморите? — настораживается Марина.
— Нет. П-п-просто я отношусь к этому факту ф-ф-философски.
Это правда. Гаишников папа боится, а смерти — нет. Может быть, втайне ему кажется, что он никогда не умрет.
— Степан Сергеевич, ну шо вы такое придумали? — говорит Марина. — Кто вас тут, в милиции, убьет? У них не та зарплата, шоб людей убивать. Они ж с нас живут. Расслабьтесь. Отдыхайте.
— Меня не здесь убьют. Я слышал, что они говорили. За мной сюда кто-то п-п-приедет и увезет.
— Кто?
— Я не знаю.
И в этот момент дверь камеры открывается. На пороге стоит пожилой милиционер, незнакомый, не из вчерашних. Манит Степу пальцем.
Бродячая кошка греется на солнце на крыше гаража. Рядом с кошкой двое ее котят. Третий котенок отправился на экскурсию в узкое пространство между железными коробками гаражей.
Тут стоит машина. Котенок входит под нее. Под машиной лежит приезжий с Камчатки. Прижав плечом к уху мобильник, он привязывает к трубе глушителя пакет с висящими из него проводами.
Котенок трогает провода лапой. Приезжий шикает на него. Котенок улепетывает прочь.
— Зайка, не плачь, — говорит в мобильник человек с Камчатки. — Я не могу, когда ты плачешь... Ну., такая страна, что делать... Переживем...
В трубке мобильника слышны всхлипывания, руки у приезжего дрожат.
— Ну, не психуй, Зая, — говорит он. — Ну, тридцать две штуки пропало. А мы плюнем и забудем. Нет, нет, это не все, что у нас было. Главное осталось — ты и я. А бабки я обратно заработаю. Пара командировок — и заработаю. Только хранить теперь будем в матрасе, да?