Шишков
Шрифт:
Отрывки из воспоминаний Вячеслава Яковлевича Шишкова мы столь подробно приводим для того, чтобы читатель мог представить себе те неимоверные испытания, которые претерпевали и давние русские землепроходцы в неизведанной Сибири, и один из славных преемников и продолжателей дела этих людей, имя которому — Вячеслав Шишков. Слишком глубоко врезался этот, едва гибелью не закончившийся поход в сердце, в память, в творчество писателя.
«Раннее утро. До восхода солнца еще добрый час. В дощатой каюте шитика — сажень в длину, сажень в ширину — нас четверо, спим, как в берлоге, тесно.
Закуриваю трубку. Темно, но сквозь щели в потолке и стенах прокрадывается рассвет. Холодно. Неохота подыматься
Лежу с открытыми глазами, думаю. Думы мои мрачные. Слышу:
— Степан, вставать пора.
— Рано.
— Я заколел. Надо костер разжечь.
— Спи.
Молчание.
Мы одни среди этого безлюдья и надвигающегося приполярного холода.
От последнего жилого места мы отплыли почти на тысячу верст. Нервы наши напряжены, душа истомлена. А плыть вперед, до Енисея, где есть люди и откуда мы можем выбраться на божий свет, по крайней мере месяц. Но мы б добрались. Мы привыкли к опасностям, закалены в борьбе. И вдруг этот ранний, в первых числах сентября мороз и снег… Если обмерзнем здесь, никто не узнает о том — кругом ни души, — никто не придет к нам на помощь. Ну что ж! Судьба…
…Стеклянная застывшая тишина, неподвижность. Иду вдоль косы. На пороше замечаю, следы. Всматриваюсь: сохатый шел, лось с сохатенком, а рядом — оленьи следы. Значит, близко стойбища тунгусов. Это хорошо, это очень хорошо. Живые люди! Я бесконечно рад.
Иду дальше. Восток все светлеет. Вижу четкие отпечатки лебединых следов: птицы шли табуном от реки к зеленому берегу, где спелый горошек. Останавливаюсь.
А, вот и они. Вскидываю вверх голову, ищу в выси белый, розовеющий под зарею бисер: раз, два, три, четыре — много. И смотрю им вслед тоскующими глазами, смотрю на юг, в ту сторону, где ждут меня друзья, такие далекие по расстоянию, но родные сердцу. Придется ли свидеться?
И я кричу, сняв шляпу:
— Эй, лебеди! Несите мой низкий поклон! Я не погиб еще. Я приду…»
Как и триста, и двести, и шестьдесят лет тому назад, так и сейчас где-то в Сибири, в тайге трудятся люди, а над ними с курлыканьем пролетают стаи лебедей, стаи журавлей. Быть может, у иного из этих людей и сожмется сердце, затоскует душа при виде вереницы покидающих Сибирь, тянущихся на юг загадочных птиц… Но вместе с тем эти исчезающие в небесной синеве журавли извечно напоминают человеку о высоком полете жизни, о подвиге!..
На страшном пути экспедиции наконец-то сверкнула счастливая звездочка. «7 сентября, — пишет Вячеслав Шишков, — возле устья р. Илимпеи увидели на берегу жилье и амбар, копошились людишки. Мы закричали „ура“ и повернули к берегу. Людишки, приняв нас за шайку разбойников, стремглав бросились в тайгу, но через час вышли на наши призывы. Это торговый стан молодого Валентина Суздалева, сына ангарского купца. Кроме него, здесь жили два работника, стряпка и девушка Таня. Суздалев сказал: „Я вас дальше не пущу. До Енисея 1300 верст, при самых благоприятных условиях вам не проплыть и половины. Ждите прихода тунгусов“. Дней через десять пришли с караваном оленей тунгусы за товарами. Суздалев с большим трудом упросил их вести нашу экспедицию через тайгу, на юг, по направлению к Ангаре».
Если бы изыскатели плыли в темную сентябрьскую ночь, то наверняка могли бы миновать этот торговый стан, и как бы сложилась судьба Вячеслава Шишкова и всей его партии — сказать трудно. Скорее всего она была бы трагической. Трудно себе представить, чтобы без посторонней помощи участники экспедиции смогли бы выбраться из суровой и дикой тайги.
Морозы сковали, угомонили тихие плесы и бурные перекаты реки. Она теперь стала чужой и бесполезной.
«От устья Илимпеи мы идем через непроходимую тайгу, снегами. Снег тихий, обильный, пушистый, настойчиво падал, падал без конца. Недавно был покров, а в иных местах сугробы в два аршина. Верховые наши олени выбиваются из сил. Впереди всех идет вожак, тунгус Сенкича…
В десятый раз начинаю объяснять ему, что мы здесь впервые, а тайга так однообразна, что отведи любого из нас за сто сажень, и мы заблудимся. Да и все небо в тучах, солнца нет.
Он косится на меня сверху вниз, с непередаваемым чувством превосходства и снисходительно говорит:
— Ладно…
…Я показал ему карту. Глаза Сенкичи загорелись. Долго, пристально смотрел, расспрашивал:
— Это что?
— Нижняя Тунгуска.
— Это?
— Катанга.
Он разбросил карту на снегу, припал на локти…
— А это Бирьякан? — задает вопрос Сенкича.
— Да.
— А это Туру?
— Нет, вот Туру. Это Пульваненга, — возражаю я.
Тогда Сенкича швыряет прочь карту, быстро выпрямляется и с сарказмом говорит:
— Какой дурак писал расписка? Врал. Туру вот где, Пульваненга — вот!
— Эту карту писали в Питере ученые, — раздражаюсь я.
— Дурак писал, — настаивает Сенкича.
Он берет сучок и чертит на снегу весь наш предстоящий путь вплоть до Аннавары. Чертеж его схематичен, в прямых линиях. Но почти все впоследствии подтвердилось.
— Да как ты это, Сенкича, знаешь?
— Вера такой».
В пути экспедиция находилась сорок дней. Снег был выше колен. Термометр показывал 25–30 градусов мороза. В среднем за день проходили по 17–18 верст. Спали у костров, в снегу. В тайге встречали много белок и других зверей. Но было не до охоты. Питались остатками сухарей и мясом оленей. Никто не хворал. Болезни начались, когда добрались до теплых изб села Кежмы на Ангаре. В Томск экспедиция прибыла только 24 ноября.
В округе путей сообщения участников экспедиции считали погибшими.
Возвращение Вячеслава Шишкова и его товарищей в Томск целыми и невредимыми было для управления, для друзей Шишкова большим событием. Газета «Сибирская жизнь» 11 декабря 1911 года напечатала по этому поводу статью, рассказывающую о задачах экспедиции и ее работе. Материалы, добытые Шишковым в походе, привлекают внимание членов Общества по изучению Сибири, на одном из заседаний которого он выступил с докладом о Нижней Тунгуске. О делах Вячеслава Шишкова с похвалой отзывается знаменитый исследователь Сибири Григорий Николаевич Потанин. В своей статье, напечатанной в «Сибирской жизни», правда по истечении значительного времени после экспедиции на Тунгуску, Потанин, как бы оценивая работы Вячеслава Шишкова по изучению сибирских рек, писал: «Вероятно, управление водными путями издаст серьезные, со знанием дела собранные г. Шишковым материалы; в интересах областной жизни следовало не откладывать этого издания до окончания работ на Н. Тунгуске, вплоть до устья, а что собрано, напечатать теперь же. Когда-то управление найдет средства на продолжение работ, а между тем жизнь идет скорыми темпами… И будет жаль, если солидный вклад г. Шишкова в познания о речных бассейнах Сибири будет погребен в архиве административных канцелярий» [6] .
6
Цит. по кн.: Ив. Лясоцкий, В. Я. Шишков в Томске. Томск, 1953, стр. 18.