Шиворот-навыворот
Шрифт:
По причине начала семестра был зажжен камин, и вокруг него скопились ученики, оживленно беседуя.
– Вот он! Наверное, задержался, чтобы еще поябедничать! – закричали они наперебой, когда Поль вошел. – Ну, Бультон, что ты скажешь в свое оправдание?
Мистер Бультон почувствовал себя совершенно беззащитным среди этих волчат. Он плохо знал, что такое мальчишки, и понятия не имел, как добиться у них авторитета. До сих пор он рассматривал их как печальную неизбежность, как существа, которые надо держать в ежовых рукавицах. Теперь же он только и мог недоуменно таращиться на них и тупо молчать.
– Ему нечего сказать в свое
– Нет, не надо качать его в одеяле, – вмешался Бидлкомб, и не успел Поль испытать к нему прилив благодарности, как тот продолжал: – Лучше попробуем постегать его полотенцами.
– Прошу иметь в виду, – заговорил Поль, не без оснований сочтя, что это может оказаться весьма болезненным, – что я не позволю стегать себя полотенцами! В жизни никто со мной не обращался подобным образом. У меня и так хватает проблем, чтобы еще объясняться с вами, юные варвары!
Поскольку в этой тираде подростки не услышали просьбы о помиловании, а скорее даже наоборот, они образовали кружок вокруг жертвы и стали охаживать Поля мокрыми полотенцами с таким дьявольским искусством, что острые концы обжигали, словно тонкие плети, и он вертелся, как волчок, изрыгая, как это ни прискорбно, жуткие проклятья.
Когда мистер Бультвн дошел до полного исступления, Бидлкомб подал свой сладкий голосок:
– Внимание, друзья, я слышу Грима. Пусть он разденется и ложится, а мы потом добавим ему тапочками.
Когда в дверном проеме показалась крупная фигура директора, дети, быстро раздевшись, уже лежали под одеялами, Мистер Бультон тоже старался не мешкать, но это ему не удалось, и он получил выговор от доктора. Затем Гримстон прикрутил газовые светильники и стал обходить другие спальни. Когда же тяжкие звуки его шагов стихли, веселые обитатели спальни номер шесть стали лупить мистера, Буль тона тапочками, пока не выбились из сил, после чего дрожавшему от гнева и страха Полю было позволено залезть в холодную жесткую постель. Затем, после небольшого и довольно мрачного обмена репликами, школьники стали один за другим погружаться в сон. Тишина вскоре стала сменяться храпом, а Поль лежал без сна, слушал, как потрескивает, догорая, камин, и мрачно размышлял о том ужасном повороте судьбы, который так круто изменил его жизнь за последние несколько часов, и лихорадочно пытался придумать, что же сказать доктору, чтобы тот ему поверил.
5. В ОПАЛЕ
Наконец к мистеру Бультону пришел сон, а с ним и краткое забытье. Не успел сквозь ставни забрезжить серый рассвет, как мистер Бультон проснулся и сразу вспомнил свои беды.
В комнате было жутко холодно, и он лежал в кровати, дрожа от холода и готовясь к новым испытаниям.
Не спал только он. Время от времени на одной из кроватей кто-то начинал говорить во сне или смеяться, возможно, вспоминая что-то из клоунады, что смотрел в театре на каникулах.
Один раз пробудился новичок Киффин, издал глубокий вздох и, тихо всхлипывая, снова заснул.
Мистер Бультон не мог далее бездействовать. Он решил, что если встанет, то, возможно, его несчастья покажутся ему менее ужасными. Кроме того, он счел благоразумным завершить слов утренний туалет до того, как проснутся его новые товарищи.
Осторожно, страшась даже
В классной комнате позевывающая горничная только-только разжигала камин, из-за чего желтые клубы дыма наполнили помещение, вынудив ее приоткрыть окна, отчего температура, каковая и так была не высока, еще более понизилась.
Некоторое время Поль стоял у камина, пытаясь унять озноб и собраться с духом. Если бы в этот момент вошел доктор Гримстон, он бы бурно заявил протест насчет всего происходящего и потребовал бы свободу. Но доктор не вошел.
Дверь, однако, отворилась, и в комнате появилась хорошенькая девочка в темном платье и белом передничке. У нее были большие серые глаза и каштановые волосы, спадавшие челкой на лоб и мягкими длинными прядями на плечи. У нее было чуть овальное, довольно серьезное лицо, хотя оно удивительно менялось, когда она улыбалась.
Испустив радостный крик, девочка бросилась к мистеру Бультону:
– Дик, дорогой! – крикнула она. – Я так рада! Я думала, ты приедешь вчера пораньше. Я бы дождалась тебя, но мама не разрешила...
Кое-кто, возможно, был бы рад услышать такие слова, хотя бы и обращенные к нему по ошибке. Для учеников Крайтон-хауза школа была бы и вовсе несносной, если бы не присутствие Дульси Гримстон, избавлявшее ее от многих ужасов.
Мистер Бультон, однако, как уже говорилось, терпеть не мог детей. Когда видишь их пустяковые ссоры и обиды, слышишь их вечные крики, а также платишь за их проказы, даже самые очаровательные создания могут показаться исчадиями ада. Мистер Бультон был порядком раздражен этим появлением, хотя постарался и виду не подать.
– А! – сказал он снисходительно. – Ты, значит, дочка мистера Гримстона, так? Как поживаешь, милочка?
Дульси остановилась и, сдвинув брови, удивленно посмотрела на него. Ее рот задрожал.
– Почему ты так со мной разговариваешь? – спросила она.
– Как же мне иначе разговаривать? – удивился Поль.
– Раньше ты говорил иначе, – жалобно отвечала Дульси. Мне просто подумалось, что тебе будет приятно снова увидеть меня. Когда ты уезжал на каникулы, ты попросил меня поцеловать тебя. Я поцеловала и теперь понимаю, что напрасно. Ты подарил мне имбирный леденец, на котором свинцовым карандашом было написано мое имя, а я тебе – лепешку от кашля с моим. Это означало, что отныне мы возлюбленные. Но похоже, ты съел свой леденец.
«Ужасно, – думал мистер Бультон. – Что мне ей сказать? Девочка явно принимает меня за этого негодяя Дика».
– М-да, – сказал он вслух. – Ты еще слишком молода для таких глупостей. Тебе следует думать о куклах, вышивании, а не о возлюбленных.
– Что ты говоришь! – вознегодовала Дульси. – Ты знаешь, что я не маленькая и я уже не играю в куклы – разве что изредка. Дик, почему ты такой злой? Ты изменил мнение обо мне?
– Я изменил облик, – сказал Поль. – Но это не важно. Ты не поймешь. А. теперь беги и поиграй, как подобает хорошей девочке!