Шиза: три в одной
Шрифт:
Разочарованно закрыв створку шкафа, Геля долго рассматривает своё отражение в тёмном стекле. В мутной недосказанности отражается худенькая девочка в шапке непослушных рыжих кудряшек, узкие острые плечи, белая ночнушка с оборочками, нос вздёрнутый (хорошо, что в дымной глади веснушки не отражаются!), глаза пристальные и совсем недетский взгляд.
Рядом со шкафом странный коричневый глобус, как будто из шлифованного камня, на нём обозначены сектора Грани, а сверху словно наложена сетка звёздного неба. Мало что можно понять, благо местоположение замка отмечено маленьким флажком. Геля тыкает в нарисованный флажок пальцем: «Тааак, значит, я вот здесь. Прямо на островке в разделительной полосе между
Девочка задумалась, она снова и снова возвращалась в тот страшный день, когда очнулась от наведённого демоном морока и долго не могла вспомнить, кто она. Ей пришлось учиться жить заново, ходить, говорить, одеваться, вспоминать слова, буквы и цифры. Но это было легко по сравнению с тем, что ей не сразу удалось примириться с собственным новым образом. Даже звук своего голоса казался ей поначалу чужим и удручал. Тогда она плохо помнила, каким образом оказалась на Грани, но зато с каждым днём всё отчётливее вспоминала свою прошлую земную жизнь.
Вставали перед её мысленным взором комнаты их с Сашей уютной квартиры. Маленькой и светлой, а не как эта сырая громадина с толстенными каменными стенами – замок людоеда из страшной сказки. Вроде помнилось ощущение, а вот точно представить себе детали Геля не могла. У них там было тепло, а здесь даже в жару прохладно и зябко. Девочка постоянно куталась в пушистую шаль из козьей шерсти, что не добавляло к её облику грациозности. Там, в той жизни, она одевалась в яркие платья и носила обувь на высоких каблуках. Но самое главное, что там они с Сашей обожали друг друга. Это Геля точно помнила. А здесь, в этом странном мире, всё было по-другому. Она превратилась в неказистую малявку, а Саша… он стал грустным… и отдалялся… отдалялся… пока не пропал вовсе.
Над глобусом висел большой календарь, на котором располагались земные дни сразу на три года. Геля взяла со стола гусиное перо, обмакнула его в чернильницу и аккуратно зачеркнула крестом сегодняшний день, ещё один тоскливый одинокий день, проведённый без Саши. Таких крестов набралось уже больше пятидесяти, а значит, по земным меркам, с тех пор как хозяин покинул свой замок, прошло почти два месяца. Синие равнодушные кресты множились, а ничего выяснить так и не удалось.
В самые страшные первые дни без него Геля ходила по соседним владениям и спрашивала, не знают ли они, куда подевался Агранович? Но здешние обитатели все как один отрицательно мотали головами, опуская взоры долу, словно что-то скрывая или не договаривая.
Маленькое глупое сердечко разрывалось. Но тогда рядом ещё была бабушка, которая каждое утро будила, заставляла умываться, кушать, гулять, заплетала ей две тугие косички. Тогда девочке это казалось отвратительным произволом, как бы она хотела теперь вернуть всё это. Вернуть ту, настоящую бабушку, которая могла разговаривать, добродушно корить её – «неслушницу». Но бабушка ушла. Обиделась. Да и поделом мне, ругала сама себя Геля.
Случилось это через четыре дня после пропажи Саши. Всё чаще и чаще девочку одолевали несладкие навязчивые догадки: «Он наверняка с ней! Бросил меня. Навсегда. Он ушёл к этой отвратительной Янке. Ненавижу! Хоть бы она сдохла!» Геля тогда впервые громко разрыдалась, уткнувшись мокрым носом в атласную обивку его трона. Высокие своды зала усилили её безудержный рёв, и немудрено, что, переполошившись, прибежала бабушка и стала обнимать, гладить Гелю по волосам, пытаясь утешить. Но вредная девчонка, устыдившись, что показала слабину, грубо оттолкнула:
– Отойди! От тебя старушатиной пахнет!
– Геленька, успокойся, маленькая!
– Ничего уже никогда не уладится! Ненавижу тебя, мерзкая старая дура! Не смей прикасаться ко мне! Никогда!
Геля резко повернулась и запустила старушке в голову, попавшим под руку высоким хрустальным фужером. Стекло разлетелось, разбившись о мраморный пол. Бабушка вздрогнула, зажала ударенный лоб. Молча повернулась и ушла. Больше Геля не видела её. Впоследствии соседи поговаривали, что та обосновалась в Долине парящих Земель.
Девочка подозревала, что старуха, конечно же, сделала это специально, зная, что ей не дано летать, и она никогда не сможет добраться до её нового жилища. Ну и пусть! Без бабки можно просыпаться во сколько захочешь или вообще не ложиться, не есть полезные каши на завтрак, можно вообще не есть, на Грани это вполне реально, а главное – гулять, где захочется. Никто не зудит над ухом о том, что пора домой, кушать, спать или что надо бы научиться красиво писать буквы, стирать свои носочки и чистить картошку. Бред!
Однажды Геля напрямую спросила нудную старушку, зачем она заставляет делать все эти совершенно ненужные на Грани дела, ведь в этом мире можно не есть, не спать, не расчесывать волосы. Но бабушка тогда сказала, что в беде лучше цепляться за привычный распорядок, делать обычные повседневные дела, которые облегчают боль и примиряют с действительностью. О какой ещё беде она тогда говорила? Или тоже чего-то недоговаривала, считая Гелю маленькой и глупой. Теперь уже не выспросить: бабушка обиделась и ушла.
Правда, старушка напоследок решила не бросать Гелю без помощи и оставила своего, наскоро слепленного клона. Двойник получился не до конца телесный. Внутри него под старой желтоватой кожей, покрытой сеткой мелких морщинок, можно было, приглядевшись, рассмотреть бушующие вихри серой туманной субстанции. Да, глядя на такой клон, сразу догадаешься, что человек, сотворивший его, не очень-то силён в магическом искусстве. Однако функции свои клон выполнял безукоризненно.
Фантом мог приготовить отличный обед, если его об этом вежливо попросить. На завтрак бабушкин двойник пёк блины, мог по просьбе заплести косы, а в остальном в Гелину жизнь почти никак не вмешивался. Псевдо-бабушка неподвижно сидела на кухне, пригорюнившись, у громадного мраморного стола и откликалась только на определённые запросы, в основном касательно приготовления пищи. Эмоций не проявляла вовсе, и даже свои любимые оладушки, которые готовила всегда с улыбкой и приговорами, теперь пекла молча с пустыми глазами-пуговицами, слепо пялясь в пространство перед собой. Смотреть на неё в такие моменты было весьма неприятно, как на нечто мёртвое, которое притворяется живым. На глупости и провокации бесчувственный «робот-бабушка» вообще никак не реагировал. Однажды от скуки Геля расчертила угольком пол на кухне и хотела заставить старушку прыгать вместе с ней в классики. Но упрямый фантом никак не отвечал на просьбы и даже приказания.
Геле надоело слоняться вокруг замка, гоняя с деревьев стайки элементариев и ворон. Словно на автомате, она колотила по голым чёрным стволам длинной шваброй, которую украла с кухни из-под самого носа фантома. Радости это занятие ей больше не доставляло. Ей не хотелось ни-че-го.
Девочка встала на краю пропасти. Дальше дорожка обрывалась круто вниз, и находиться здесь было просто опасно. Однако Геля не была бы Гелей, если б не затеяла нового рискованного развлечения. Она принялась пинать небольшие камешки со скалы, на которой покоился замок, следя за их головокружительным падением. Камни летели, иногда наткнувшись на скальные выступы, разбивались в полёте, и их обломки продолжали свое гибельное движение в туманную бездонную пропасть.