Шиза
Шрифт:
– А ты чего ожидал, что будут специальные проводы? Церемонию прощания хотел? – спросил с усмешкой майор Титов, провожая меня к большим зеленым воротам, отгораживающим базу от внешнего мира. – Это война, Эрик, а на войне учатся в процессе. Хочешь научиться плавать, как говориться, прыгай за борт. А сидя на базе ничего не добьешься. Ты хорошо показал себя в подготовке, не подведи нас и на реальном задании. Дальше поддержки и связи не будет вплоть до точки назначения.
Вцепиться в ворота и повиснуть на них мне не позволило чувство гордости. А страх сковал мой язык и заставил выйти с территории базы молча. Так что меня никто не выталкивал, и внешне мой исход выглядел боле-менее пристойно. Я догадался сложить за спиной
Я позвал Мэла, но мне никто не ответил. В этот момент я осознал, что внутри меня была какая-то необычная тишина, и в тоже время она не была одиночеством. Что-то другое, какое-то новое ощущение. Припомнилось, что после сеанса со шлемом, я ни разу не слышал Мэла, голос внутри меня молчал. Он молчал даже когда я ложился спать, но я не задумался об этом. Общение с ним уже вошло в привычку, а она делает объект привыкания обычным, «не особенным», поэтому перестаешь обращать на него внимание под действием отвлекающих мелочей. Как привычка дышать, о которой не задумываешься. Вот и я совсем не обратил внимания на то, что Мэл молчит. Как там говорил майор, «гасить альтер» и «оставлять доминант»?
И вот теперь представьте ощущения парня, которого без объяснения причин только что выгнали из дома с одним рюкзаком в руках и адресом тётки в Сарданске. Еще у него был брат или близкий друг, который больше с ним не разговаривает. Шок, угнетение, поиски причин постучаться в родную дверь и попросить прощения. И это еще при полном отсутствии опыта общения с внешним миром. Я тогда не сразу понял, откуда у меня ощущения реальности существования тётки, почему вспоминаю Сарданск, и с чего бы вдруг я начал прикидывать, на чем добраться – на автобусе, попутке или поезде.
Через пару часов пешего марша по дороге, по пути думая о Мэле и вообще о ситуации, я добрался до ближайшего населенного пункта. И узнал это место. Вот только тогда меня и накрыло. Да накрыло так, что я схватился за столб дорожного указателя, так удачно оказавшегося рядом, схватился за живот и сложился пополам в попытке совладать с приступом внезапной рвоты. В глазах всё плыло, миллионы кадров в секунду о каких-то событиях проносились у меня в голове, в ушах звенело, как после взрыва. Откуда я знаю, что это после взрыва?
– Нажрутся с утра! – услышал я неприятный бабий голос где-то сбоку. – Слышь, паря, валил бы ты в кусты.
– Слышь, мать, не голоси. Контуженный я. Могу и обидеться. – огрызнулся я выпрямляясь и стараясь продышаться.
«Какой я, нафиг, контуженный?» – орал я сам себе в тот момент. Повернувшись в сторону голоса, я обнаружил автобусную остановку и огромную тётку, сидящую внутри. Вот бывает голос женский, а бывает бабий. В данном случае голос соответствовал внешности владелицы: на остановке сидела баба бабой. Растянутая кофта линяло-бордового цвета, белый платок на голове, какая-то непонятная торба у ног. А на ногах валенки. Летом. Я, кстати, тогда и узнал, что такое валенки. А еще у неё были злые узкие глазки над красными, аж свекольными щеками.
– Если и контуженный, то водярой левой. – не унималась тётка.
Но её словесные домогательства меня мало волновали. В тот момент мне до жути было интересно, что за воспоминания пронеслись вихрем у меня в голове, почему я сказал про контуженного, откуда я знаю, что эта серая убогая будка из бетона и досок есть остановка автобуса, и какая связь между свеклой и щеками.
Не желая участвовать в дальнейшей перепалке, я пошатываясь обошел остановку, и скрывшись от придирчивого крысиного взгляда прислонился спиной к стене, уперев затылок
Я посмотрел на свои руки, все пальцы были на месте. А мне почему-то вдруг показалось, что когда-то мне оторвало указательный и большой на левой руке. Чьи это воспоминания, чья это память? Кто я? Судорожно скинув рюкзак, полез внутрь, словно там были спрятаны все ответы. Вываливая вещи себе под ноги, перетряхнул всё, и обнаружил только небольшой запас одежды, деньги и документы. На мое настоящее имя. Ну хотя бы я – это я. Значит доминирующую личность мне не «погасили», как сделали с Мэлом. Может в этом и заключалась свобода, что при любых обстоятельствах личность Эрика Левина останется доминирующей, что бы я всегда оставался собой? Интересная у меня эволюция: сначала одно тело с двумя независимыми личностями, потом одно тело с двумя объединенными личностями, теперь одно тело с одной личностью и непонятным аппендицитом чужого сознания? Псевдопамять, похоже, досталась мне от подсаженного альтера, у которого нет двух пальцев, он контуженный и знает о Сарданске и жизни в целом гораздо больше, чем я. И еще он Мэла выместил. Тогда это объясняет даже то, как меня без особого пиетета вытурили с военной базы – мол, не маленький, сам разберешься. «Хочешь научиться плавать – прыгай за борт». Эх майор, майор, мог бы и предупредить.
Как ни странно, но после этого самокопания, а так же после выкладки мудры Окно мудрости, стало гораздо легче. Я ведь уже жил с двумя личностями в голове, мне не привыкать.
– Эй, не вздумай там отхожее место устроить. – вдруг опять встрепенулась бабища из остановки, видимо почуяв мое присутствие сквозь стену.
Пора было сваливать. Не хотелось, что бы инцидент с моим припадком собрал других свидетелей, которых могла привлечь своими воплями эта злобная карга. Подняв выпотрошенные вещи и утрамбовав их беспорядочно в рюкзак, я по обочине пошел вдоль центральной дороги через поселок Черпаклы, который узнал перед приступом. Я, ну или тот, кто был во мне, похоже уже тут бывал.
Через час я был в Имбирске. Часов у меня отродясь не было, поэтому я часто вскидывал руку, что бы посмотреть на них. Повинуясь чужой интуиции, направился на автовокзал и хотел было сразу попросить в кассе билет до Сарданска, но что-то меня одернуло, и я остановился в паре метров от касс. Ну не может быть всё так просто. У меня же военное задание, я же на фронт должен пробраться, какой автобус в таком случае? Покрутив головой я нашел то, что обязательно должно было тут быть: карту с обозначением линии фронта и маршрутами пригородных автобусов. Война войной, а автобусы ходили по расписанию. На восток от Имбирска автобусное сообщение было налажено отлично, о чем свидетельствовали зеленые пунктирные линии аж до Нурлана. Но нам туда было не нужно. А на запад в сторону Сарданска, где ждала меня чья-то тётка, можно было доехать только до городка Инва. Оранжевая жирная линия буферной зоны была обозначена по реке Сухра, посередине между Инвой и Сарданском. Это была предельная граница, куда могло попасть гражданское население. А вот не менее жирная красная линия проходила через Шадым, Орозай, Сарданск и выше на север. Это и была линия фронта.
Теперь ясно представляя, что мне нужно, я взял билет до Инвы. Уже к вечеру я был в десяти километрах от конечной точки моего автобусного маршрута, на окраине поселка Аргат, решив не оставаться в городе на виду у военных патрулей. Ночевал я конечно же в лесу. Траву, лягушек да и прочий подножный корм есть не стал, заблаговременно купив на автостанции протеиновый батончик и маленькую бутылку воды. Засыпая я подумал, что это однозначно лучше, чем сидеть в больничной палате. Не хватало только разговоров на ночь с кем-то понимающим, с кем-то вторым «я».