Шизофренизмы. Рассказы
Шрифт:
Осмыслив новую ситуацию, я стал замечать вокруг всё больше людей, вот так же, как эта девочка, беседовавших с нами. Их голоса сливались в общий гул, а между тем каждый отдельный разговор выделялся из общего гама и был разборчив и понятен. Общий гвалт то распадался отдельными беседами, то вновь сливался в один поток, не теряя при этом ни единого смысла и порядка всех его составляющих. Для каждого нашего собеседника мы становились как будто ближе, дружнее.
– Кто эти люди, и почему они так отличаются от тех прежних, которых мы встречали в городе? Я чувствую себя иначе рядом с ними. Они сами становятся другими, в чём-то отличными от остальных, в них становится больше
– Понимаешь, раньше я был писателем, я писал книги, разные. А эти люди читают мои книги, мы так беседуем: я им рассказываю, а они слушают, иногда отвечают. С некоторых пор я очень люблю общаться. Помню, как это случилось в первый раз. Мне было грустно и одиноко, и вдруг я услышал голос. Он обратился ко мне, и я ответил. Я заговорил, я стал много говорить с ним. Мы долго беседовали и даже спорили, но расстались друзьями. С тех пор мы часто с ним болтали и продолжаем до сих пор. Потом уже стали появляться другие собеседники. Иногда мы собирались небольшими компаниями и говорили, говорили, говорили. Время летит незаметно в такие моменты, у меня его много, и мне его нисколько не жалко, а им так бывает приятно, – при этих словах мой собеседник так мило и снисходительно улыбался, что и мне самому стало как-то легко и спокойно. Мы шли дальше.
Все те люди, которых мы сейчас встретили, – это были его собеседники, не мои. Я не испытывал того контакта с ними, который испытывал он, и они совсем меня не ощущали. Мы продолжали идти по городу и вышли к широкому проспекту. Здесь я заметил, что к нам присоединился третий. Он был похож на моего старого спутника – такой же невидимый, но явно присутствовавший. С его приходом я испытал новые ощущения: тепло человеческого тела, прикосновения, чувство надёжности и покоя охватило меня.
– Он раньше был строителем и архитектором, строил дома и различные здания, – кивнув в сторону нового знакомого, пояснил мой старый приятель, предвосхищая мой вопрос.
Дальше мы шли втроём. Но и эти новые ощущения были скорее нового приятеля, чем мои. Я испытывал их посредством него. Постепенно к нам присоединялись всё новые и новые спутники, добавляя новые ощущения или меняя прежние. Но как только кто-то из спутников отдалялся от нас, вместе с ним пропадали и те чувства, которые он приносил с собой. Наконец, мы снова остались одни с писателем.
– Ты так и не встретил ничего своего, наверное, я не смогу тебе помочь, – с грустью сказал он мне.
И снова какая-то неведомая сила потянула меня в поле у леса. Я летел назад всё быстрей и быстрей, а он всё стоял напротив меня совсем близко и с сожалением смотрел мне в глаза. Вот я уже видел окраину города, а за спиной чувствовались поле и лес за ним – что-то тёмно-зелёное огромное и обволакивающее ощущалось позади.
– Извини, я не смогу тебе помочь, видимо, ты смертен. Прощай, – с этими словами я провалился в недра зелёного поля и лёжа видел, как смыкаются они надо мной. Обширное, бескрайнее прежде небо обрамляется тёмной рамкой, оно становится в этой рамке всё меньше и меньше и, наконец, совсем превращается в точку. Исчезает последняя точка, становится совсем темно. Глаза мои закрываются.
Я открыл глаза, вижу привычные стены и потолок моей комнаты, сам я лежу на диване. Солнце уже поднялось над горизонтом. Сознание окончательно вернулось после сна. Хорошо, что сегодня выходной – можно поспать подольше, можно спать хоть до обеда, хоть весь день можно спать. Или нельзя…? Я встал с постели и подошёл к окну. На улице бежал человек в тренировочном костюме. Он просто бежал. Отсюда он кажется совсем маленьким
Рудимент
В светлом коридоре больницы было пусто, из окна разливался по полу яркий солнечный свет. С улицы, через открытое окно, тянуло прохладой тенистого от густых крон деревьев воздуха и ароматом цветущей сирени. На диване у одного из кабинетов сидел, ожидая своего приёма, старик. В его глазах сияли блеск и задор, а из уголков глаз в стороны расходились лучами несколько морщин, похожих на линии. Дверь приёмного кабинета отворилась, и пациента пригласили войти.
В кабинете за столом у окна сидел доктор – мужчина средних лет с коротко стриженной бородой, плотно облегавшей его щёки, скулы и подбородок. Кроме бороды, на его лице выделялись ровные густые брови и тонкий прямой нос. Выражение его лица было спокойным и слегка снисходительным, однако блеск и живость глаз несколько противоречили этому невозмутимому виду.
– Присаживайтесь. На что жалуетесь?
– Боли у меня в груди случаются, доктор. А бывает, там будто пустота, большая такая, и сердце вдруг стучать начинает сильно. А ещё, доктор, – старик начинает неуверенно мяться в нерешительности, но, собравшись, продолжает, – иногда такое настроение, что летать охота или петь. Вы, доктор, не подумайте, что я того… Я же Вам как на духу. Ежели болезнь, дак я лечиться буду.
Доктор, осматривая пациента, продолжал опрос.
– Какие-то ещё странные поступки совершали в последнее время?
– Теперь я часто по утрам встаю пораньше и в окно смотрю, смотрю, как солнце встаёт. Оно утром аккурат в окно светит. Старуху свою звал, чтобы и она тоже смотрела, да та ворчит только. Позавчера котёнка домой с улицы принёс – жалостливый такой сидел. Старуха моя не поняла, всё в больницу отправляла, вот я и пришёл, – виновато улыбнулся старик.
– Всё ясно, – спокойным голосом произнёс доктор, закончив осмотр, – это душа у вас воспалилась, будем вырезать. Бывает. Случается. Не страшно.
– Как же это вырезать? – испуганно переспросил старик.
– Да вы не волнуйтесь, – успокаивал его доктор, – душа у современного человека – рудимент – недоразвитый, остаточный орган, бывший полноценным у наших далёких предков. Современный человек не использует душу и вполне может прожить после её удаления. Операции по удалению души давно уже стали операциями рядовыми, сложностей не вызывают и назначаются всегда при различных заболеваниях и воспалениях души. За ненадобностью органа его при заболеваниях проще и быстрее удалить, чем лечить. В наше время рождаются дети уже без этого отжившего органа, а через некоторое время он совсем исчезнет из анатомии человека, как исчезли когда-то хвост и большие крепкие когти. Вот вам направление на операцию, и после удаления зайдите повторно ко мне на приём, – доктор протянул старику лист направления и закончил приём.
Старик вышел из кабинета и побрёл вдоль длинного коридора к выходу.
– Душу вырезать… Удалить… Надо же… Вот ведь придумали… Не буду! Жизнь прожил, и ничего, а помру, так помру – стар я уже, – бормотал себе под нос дед.
Он смял направление и бросил его в урну у входа в больницу. Спустился с крыльца, оказавшись под раскидистыми ветвями цветущей сирени. Солнечный свет и тень от листвы деревьев рисовали на тротуаре затейливый узор. Старик протянул вверх руку и сломал маленькую веточку сирени.