Школа богатырей
Шрифт:
– …по-богатырски, – закончил сын воеводы. – Ты своими дурацкими мечтами коробишь мою благородную натуру. Я считаю, что такие, как ты, богатырями быть не должны. Поэтому тебя надо проучить. Чтобы место свое знал, да зарекся мечтать о том, о чем простому холопу мечтать не положено.
Любимка дрожал от ярости, пальцы бессильно сжимали метлу.
– Вызываю тебя на поединок. Коли победишь меня – признаю за тобой право на богатырскую мечту, – молвил Ярополк. Дружки заржали в полный голос. "Ну, Ярик, затейник, холопа на поединок
Глаза Любимки распахнулись во всю синь.
– А коли проиграешь, – зловеще закончил сын воеводы, – быть тебе холопом веки вечные. Ни один калика к тебе не придет. Знаешь почему? Потому что калики не приходят к неудачникам. Стоит один раз оступиться – пиши пропало.
Ярополк замолчал, довольный своей речью.
– Беги, дурик, – подошел к Любимке конопатый. – Ярополк уже пробудил земную тягу. С одного удара иных гридней валит, а ты такой малыш.
Любимка словно не расслышал. Он хмурил лоб и глядел на Ярополка странным сосредоточенным взглядом.
– Спасибо тебе, Ярополк, сын Стойгнева, – молвил он и поклонился в пояс. – Раскрыл глаза дураку. Я все думал, чего ко мне калики не идут. Ешки-матрешки! Они во мне, как и ты, холопа видят. Ведь человека по делам судят. А у меня, ить, какие дела? Глупости одни.
Он поглядел на метлу и отбросил в сторону.
– Коли тебя побью, меня точно заметят.
Он принял боевую стойку. Лицо суровое, щеки пылают румянцем. Голубые глаза скопировали прищур Ярополка.
– Я принимаю твой вызов!
Конопатый фыркнул, кто-то откровенно заржал, но Любимка глядел только на Ярополка. Тот хмурился, губы досадливо скривились, словно Любим переиграл его в чем-то важном.
– Придется тебя проучить по-настоящему. Расступись! Потребна воля для размаху…
Друзья тут же разошлись, с грохотом сдвинули лежаки и сундуки, отбросили оружейную стойку. Верзила бросил кулек с остатками ягод и наступил сапогом. Любимка даже глазом не повел. Сейчас для него существовал только противник.
Драться отрок умел. Да, он воспитывался в приюте при монастыре, и там его учили совсем другим жизненным ориентирам. Возлюби ближнего, не гневайся, не замышляй злого, но у сироты в жизни достаточно случаев, когда без кулаков не обойтись.
Любимку малыша – били все кому не лень. А чего не бить, коли за него заступиться некому? Да и мальчонка смешной – никогда не убегает, даже если возможность имеется, и взрослым про обидчиков ни гу-гу.
Когда стал взрослее, начал приглядываться к гридням, перенимать какие-то движения, приемы. Стал проситься на тяжелые работы, воды из колодца натаскать, на тот конец города сбегать, на колокольню влезть. В руках появилась сила, в теле ловкость, а в поединках – победы. С тех пор стал грозой местных пацанов. Даже парни постарше предпочитали не связываться "с этим бешеным".
Любимка прищурился, разглядывая супротивника. Наверняка Стойгнев учил своего сына бою с оружием.
Противники замерли друг напротив друга. Друзья Ярополка подбадривали его негромкими возгласами.
Любимка заорал страшно и ринулся вперед, занося руку в молодецком замахе. Да, это мало похоже на недавнее сражение богатырей. Зато не подвело ни разу.
Кулак пропорол воздух, Любимка вложил в удар весь свой вес. Он хоть и маленький, но после такого еще никто не устоял.
Но сегодня все пошло наперекосяк. Ярополк куда-то исчез. Ноги за что-то зацепились, в бок несильно, но очень обидно толкнули. Любимка замахал руками и с размаху ткнулся носом в пол. "Больно-то как!" На зубах заскрипел песок, глаза слезились то ли от пыли, то ли от обиды.
Вскочил, взъерошенный, злой. Ярополк стоит, как ни в чем не бывало, вид равнодушный, даже скучающий.
– Знаешь в чем твоя проблема? – проговорил спокойно. – Ты дрался с такими же, как ты, холопами. А холопа победить, даже врукопашную – раз плюнуть.
Он демонстративно собрал слюну и смачно сплюнул.
– Уберешь потом…
Любимка яростно всхрапнул: "Батенька не для того нас растит!" – и кинулся в атаку. Сколь ни старался, не попал ни разу, везде кулаки натыкаются на надежную защиту или уходят, не причинив вреда.
А потом рука сына воеводы выстрелила, как самострел. Любим не заметил движения, успел только чуть отклонить голову. Челюсть взорвалась болью, тело повело в сторону. Он попытался удержаться, да куда там, непослушное тело боком завалилось на ближайший лежак.
Вскочил так, словно его подкинули. Тело болит, но слушается.
– Тебе сколько лет? – спросил Ярополк, идя по кругу. Любимка насупился, но ответил.
– Четырнадцать… – и нехотя добавил. – Будет.
Ярополк удивленно вскинул брови.
– Как мне?! А я думал ты ребенок. Вон, какой махонький. И выглядишь, как девица.
Любимка побледнел. На щеках проступили красные пятна. Раскрыл было рот, чтобы проорать в ответ что-нибудь обидное.
«Любимушко, негоже волю эмоциям давать, – как наяву услышал голос батеньки Варфоломея. – Горячий ты, да скорый на решения. Помни истину – чем громче будешь кричать, тем меньше к тебе будут прислушиваться».
Несчетное число раз повторял это настоятель. Без устали. Теперь эти слова вплыли в голову сами собой. Отступил Любимка, заскрипел зубами, но удержал обидные слова.
В голове прояснело. Вместо злых и яростных слов явились вдруг холодные и вострые. Любимка даже улыбнулся.
– Так вот чего на поединок вызвался, думал – уж ребенка точно побьешь?
Настала очередь Ярополка скрипеть зубами. Взревел сын воеводы и ринулся вперед, собираясь размазать обидчика парой ударов. Тут его Любимка и подловил.