Школа для мальчиков Кассандры Френч
Шрифт:
– Вообще-то, – сказал Стэн, – мы обсуждали…
– Вовсе нет, – перебил его Джейсон. – Мы с Сэмом уже все обсудили.
– Со Стэном, – поправил мой босс. – Меня зовут Стэн, а не Сэм.
Но Джейсон уже забыл про Стэна Олсена; он быстро понял, что лучшая беседа со Стэном Олсеном это та, что уже закончена.
– Я Джейсон, – сообщил он, словно я этого не знала. Словно этого не знала вся планета.
Я пожала протянутую руку, и трепет от этого мимолетного прикосновения заставил меня забыть все, что я собиралась сказать. Это наверняка было нечто чрезвычайно учтивое и остроумное, но внезапно оказалось, что я могу думать лишь об одном –
– Меня зовут Кассандра. Мама называет меня Кесси. Или Медвежонок.
Кто-то из свиты Джейсона, состоящей из адвокатов, менеджеров и просто прихлебателей, хихикнул, и этот короткий смешок вернул меня на землю. Я отпустила руку Джейсона, и в голове у меня мелькнуло, что, скорей всего, он с ними заодно, и скоро все будут смеяться и показывать на меня пальцами, и кто-то вставит этот эпизод в свой фильм, и этот фильм получит международное признание, а потом кто-нибудь случайно обронит, что речь идет о реальной девушке, и сначала откажется открыть, кто она, но в конце концов мое имя появится в газетах, и Джейсона заставят рассказать о моей беспросветной глупости в интервью глянцевым журналам, и вскоре за мной начнут охотиться телевизионные ток-шоу и репортеры. Я решила, что соглашусь давать интервью только Даян Сойер. [7] Девушка не должна поступаться принципами.
7
Ведущая телеканала Эй-би-си.
Однако Джейсон и не думал надо мной смеяться. Вместо этого он сказал:
– Рад познакомиться, Кесси. А моя мама до сих пор зовет меня Тыковкой.
Он подмигнул мне, и, когда я пришла в себя, он уже был в конце коридора, где завязал беседу с кем-то еще, а рядом со мной остался лишь Стэн Олсен.
– Надутый болван, – процедил Стэн. – Чего ждать от актеришки?
Обычно в подобной ситуации я поворачиваюсь и иду прочь, не вступая в дискуссию, но у меня так тряслись коленки, что я не решилась двинуться с места, боясь упасть.
– Что он здесь делает? – спросила я.
– Кто, Келли? Он подал иск против студии. Обычная чушь.
– Он подал иск? Почему?
– Говорит, мы нагрели его на контрактах по «Равнодушному». Они все так говорят. Они требуют предусмотреть все, и мы ложимся костьми, чтобы им угодить. Потом в один прекрасный день у них ломается их навороченная машина, а ремонт стоит бешеных бабок. Естественно, они считают, что виноваты мы. Мы, видите ли, не оговорили то и это, или оговорили, но не так, как следует…
Стэн продолжал разливаться соловьем, упиваясь звуками собственного голоса, а я принялась мысленно перебирать кипы контрактов, что ложились мне на стол за последние несколько лет. Я отлично помнила, как занималась «Равнодушным», но не припоминаю никаких подводных камней, связанных с этими бумагами. Время от времени нам случается набирать кое-какие условия мелким шрифтом, чтобы проверить, выполняют ли агенты и адвокаты свою работу, но по большей части мы играем по правилам.
– Если он собирается подавать на нас в суд, – спросила я, – почему он не пошел прямиком в Отдел исков?
– Там он уже был, и они направили его к нам. Студия собирается пригласить поверенных, которые составляли проект договора, и по закону его адвокаты имеют право допросить их. Думаю, он пришел договориться о помещении. Хотел сразить всех своим обаянием и привлечь на свою сторону, прежде чем будут разосланы судебные повестки. Это старый трюк.
«Постойте! – едва не закричала я. – Я работала с этим контрактом. Меня тоже должны допросить. Где моя повестка? Я хочу повестку!»
– Думаю, все утрясется, – сказала я вслух. – Джейсон производит впечатление разумного человека.
Стэн засмеялся, широко открыв рот. Это было довольно печальное зрелище. Ему было явно пора к дантисту.
– Я же сказал тебе, Френч, он актер.Слово «разумный» к нему не применимо.
Пораженный моей непонятливостью, он зашагал прочь, сокрушенно качая головой. Я еще немного постояла в коридоре, вбирая в себя аромат, оставленный Джейсоном Келли. Мне наплевать, за что он преследует студию и выиграем мы или проиграем; надеюсь, прежде чем дело прояснится, он вернется сюда еще не раз, и это главное.
Когда я вернулась к себе в кабинет, у меня на столе стоял великолепный букет ирисов с подмаренником. Неужели их прислал Джейсон Келли? Возможно, он давным-давно положил на меня глаз, и вся эта история с контрактом была лишь поводом познакомиться поближе?
Но тут я заметила, что к карточке прикреплена косточка, и поняла, что цветы не имеют отношения к актерам. Их прислал владелец клуба. Почерком с завитушками – наверняка дело рук флориста – на карточке был написан следующий текст, по-видимому, составленный самим Стюартом:
Я вел себя как последний идиот. Если Вы пожелаете научить старого пса новым трюкам (или просто отшлепать его газетой), можете мне позвонить.
Стюарт Хэнкин. Чертов Стюарт Хэнкин. Между прочим, нос у него крючком. Я забыла упомянуть об этом, когда описывала его в первый раз. И губы слишком тонкие, людям с такими губами и таким носом доверять нельзя. Да и с чего я взяла, что он хорош собой? Просто я выпила, и мартини затуманил мне глаза – широко известный феномен воздействия алкоголя. Я читала об этом в одном журнале.
И все же цветы были очень хороши, и наверняка отыскать меня было не так-то просто. Более того, мужчина, способный оценить красоту ирисов, достоин всяческого уважения, но Стюарт Хэнкин, ничтожный и гадкий Стюарт Хэнкин, не дождется от меня прощения или сочувствия.
Однако в настоящий момент меня ждали куда более срочные дела. Во-первых, мне нужно было позвонить Клэр и рассказать ей, кто мне только что подмигнул. Она умрет от зависти. Потом необходимо было снова залезть на диван, так как совещание за стенкой, похоже, подходило к концу, и мне надо было вовремя выйти из кабинета, чтобы Джейсон мог увидеть меня во всей красе. Если солнечный свет будет падать сзади и мне удастся найти туфли на каблуках, что припрятаны где-то в шкафу, я могу произвести весьма выгодное впечатление. Если у меня нет шансов, что Джейсон Келли будет грезить обо мне перед сном, на худой конец пусть думает обо мне, садясь в свой сверкающий лимузин.