Школа для мальчиков Кассандры Френч
Шрифт:
Я изо всех сил старалась держаться, и, когда Джейсон предложил перекусить, улыбнулась своей самой обворожительной улыбкой. Он усадил меня за стол, накрытый на носу судна, и отправился в каюту за едой.
Я смотрела на воду и размышляла, как это могло случиться. Почему я ни с того ни с сего очутилась на роскошной яхте в Тихом океане со звездой киноэкрана? Может быть, дело в карандаше для губ, которым я воспользовалась в день нашей встречи? На упаковке этого волшебного карандаша написано, что он помогает покорять сердца, и все же это мало походило на разгадку. В глубине души я понимала, что дело в чем-то ином, но Джейсон
Он вернулся из камбуза с серебряным блюдом с крышкой.
– Я приготовил это сам, так что не суди меня строго.
– He сомневаюсь, там нечто потрясающее, – сказала я.
– Я шесть лет проработал официантом. Надеюсь, я сумел чему-то научиться. – Он театральным жестом снял крышку. – Прошу вас, сударыня, сэндвичи с желе и ореховым маслом.
Четыре сэндвича. Хлеб нарезан по диагонали.
– Я вижу, ты снял корочки. Да здесь еще и соленые крендельки!
– Для вас все самое лучшее. Позвольте за вами поухаживать.
За ужином я немного успокоилась, а Джейсон после пары бокалов мерло рассказал кое-что о своей жизни, не имеющей отношения к киноэкрану. Он вырос в Виргинии, в сельской местности, где разводили лошадей, и откуда совсем мальчишкой в семнадцать лет уехал в Лос-Анджелес. Здесь он занимался черной актерской работой, участвуя в массовках, пока один из агентов по кастингу не заметил его в фильме ужасов, где ему досталась роль Трупа № 4. Этот агент порекомендовал Ридли Скотту задействовать Джейсона в съемках очередной киноэпопеи.
– Кем я только не был, – сказал он. – Официантом, секретарем, даже занимался телемаркетингом.
– Ты отчаянный парень.
– Почти три месяца я работал могильщиком.
Я невольно содрогнулась.
– Ужас.
– На самом деле в этом нет ничего страшного. Просто земля и трактор. Трупы ты не видишь, если, конечно, не работаешь с салазками.
– Что за салазки?
– Едва ли тебе будет приятно это слушать.
Мы продолжали пить, болтать и смеяться, и вскоре я почувствовала, что захмелела, не столько от вина – хотя выпила я немало, сколько от Джейсона. Он прекратил говорить о себе и стал расспрашивать меня о моей жизни, моих целях и моих желаниях.
– Как тебе на студии? Работа интересная?
– Работа как работа, – я пожала плечами. – Сделки, контракты, переговоры, все те с. кучные вещи, для которых у тебя есть агенты и адвокаты.
– Есть-то они есть, но мне все равно приходится проверять, что они делают. В конечном счете их поведение отражается на моей жизни и репутации. Как в этой истории с «Равнодушным»… – он оборвал себя на полуслове и сменил тему. – Впрочем, это ерунда, сейчас мне не хочется об этом думать, а тем более обсуждать это с тобой. – Он улыбнулся. – Ведь ты из стана врага. Моих адвокатов хватит удар, если они узнают, что я встречался с тобой.
Без сомнения, у Стэна Олсена тоже случился бы сердечный приступ. Но, поскольку мы уже условились держать наше свидание в секрете, я решила, что не будет вреда об этом напомнить.
– Кто им об этом расскажет? – спросила я. – Рыбы?
– Дело не в этом, – сказал Джейсон и взял мои руки в свои. Медленно и ритмично, точно индеец из племени семинолов, что гипнотизирует аллигатора (спасибо тебе, канал «Дискавери»), он стал поглаживать мои руки. – Сегодня мне не хочется
Наверное, его поглаживания сыграли свою роль. А может быть, во всем были виноваты его глаза. Или то, как он произнес слова «ты и я», или то, что вот уже десять месяцев меня никто как следует не целовал, но я потянулась к нему, наши губы встретились, и мы стали целоваться, пока у меня не перехватило дыхание.
Не говоря ни слова, мы встали и сжали друг друга в объятиях. Во время экскурсии я запомнила, где находится спальня, поэтому я шла первой, а Джейсон следовал за мной. Мой мозг работал с бешеной интенсивностью, но плодил лишь абсурдные фантазии, годы мечтаний не давали здравому смыслу вмешаться и сделать свое дело. Лаже то, что я забыла переодеть белье, я вспомнила, лишь когда лифчик и трусы уже валялись на полу у кровати.
Джейсон знал свое дело. Он чувствовал, когда нужно быть нежным, а когда – энергичным. Можно спорить о его актерском таланте, но в постели ему не было равных. Мы перекатывались по широкой кровати, и наши тела сплетались в столь невероятных позах, о которых Лекси, поклонница йоги, могла только мечтать.
Секс с Джейсоном Келли был великолепен. Чертовски, потрясающе хорош. Может быть, впечатление обострилось из-за долгой, страстной влюбленности и нескольких месяцев воздержания, но я и под присягой готова подтвердить, что насладилась от души и испытывала блаженную усталость. Я решила, что мое сердце получило положенную долю физической нагрузки и занятия на тренажере можно отложить еще на неделю. Потом, когда, легонько покачиваясь вместе с яхтой, мы лежали на влажных простынях, я поняла, что энергичный секс с Джейсоном Келли оказался отличным средством от морской болезни. Я решила, что Джейсону необходимо знать о целительной силе своего мужского начала.
– Джейсон, – сказала я нежно, – после нашей близости меня перестало тошнить.
Ответом мне был легкий храп. Я посмотрела на часы: было чуть больше десяти. Пожалуй, для всемирно известного плэйбоя ложиться спать в такой час рановато. Но каждая клеточка моего тела ликовала, и я не жаловалась. Едва ли в тот момент что-то могло огорчить меня или вывести из себя.
Поскольку мое возвращение домой откладывалось, я подумала, что, до того как он проснется и либо захочет еще раз позаниматься сексом, либо доставит меня на материк, у меня в запасе есть час-другой. Мне захотелось записать кое-какие мысли про этот вечер. Похоже, телевизионная дама не зря говорила о прямоте и беспристрастности. Не прошло и недели, как я отправилась на свидание с самим Джейсоном Келли. Не исключено, что через месяц-другой я возглавлю студию.
У меня в сумочке не оказалось ручки. В спальне ручек не было. Осторожно, чтобы не разбудить Джейсона, я завернулась в простыню и на цыпочках вышла в коридор. Когда он показывал мне яхту, мы заходили и в его кабинет. Там наверняка есть ручки и бумага.
По пути в кабинет я заглянула на кухню – или, как говорят моряки, на камбуз – и заметила на столе пакет супермаркета «Джелсон», а рядом – разорванную бумажную обертку из-под фирменных сэндвичей. На ней явно женским почерком было написано: Арах, масло и желе. Без корочек.