Школа для негодяев

Кинг Дэнни

– Есть. Учитесь, салаги.

Замок со щелчком открылся, несколько ребят одобрительно похлопали меня по спине, но Шпалы среди них, я заметил, не было. Мы выдвинули ящик и принялись рыться в бумагах, пока не нашли папку, на которой крупными буквами значилось: «Экзаменационные задания. Совершенно секретно». Учитывая, что секретность уже была нарушена, надпись показалась мне слегка пафосной. Впрочем, в конце концов мы играли по правилам Грегсона, а он мог тешить себя, как ему заблагорассудится.

– Берите бумагу, ручки и быстро переписывайте задания, – скомандовал я, положив папку на первую парту. Все сгрудились вокруг меня, мы раскрыли папку и обнаружили в ней

один-единственный листок. Мы вытащили его, повертели так и сяк и… удивленно заморгали. На листке было написано:

«Поздравляю, вы успешно сдали экзамен. Положите экзаменационный лист на место, заприте шкаф и идите спать. Никому не говорите о том, что здесь нашли, утром зайдите ко мне в кабинет и заберите свои сто фунтов.

Мистер Грегсон, директор».

– Что ж, все вышло без особого труда, – заключил Шпала, тогда как я продолжал переваривать смысл записки.

– И чего теперь делать? – озадаченно спросил Крыса.

– Наверное, убрать листок в ящик и ложиться спать, – предложил Трамвай.

– Подождите, я не успел дописать, – проканючил Тормоз, лихорадочно выводя какие-то ужасающе безграмотные каракули.

– Бросай эту ерунду! – Я вырвал у него карандаш и убрал послание Грегсона в папку. – Ладно, ну его на хрен, делаем, как сказано – возвращаемся по комнатам.

– Ты же не собираешься завтра пойти к Грегсону и потребовать свою сотню? – осторожно поинтересовался Трамвай, глядя, как я запираю шкаф.

– А как же, конечно, собираюсь. Кто не просит, тому не дают.

– Это же чистая разводка! Он просто хочет выяснить, кто жулит, а ты попадешься на его удочку, – возмутился Трамвай, но я уже и сам об этом подумал.

Вопрос был не в том, разводит нас Грегсон или нет, а в том, зачем он это делает. Директор прекрасно знал, что все мы – те еще хитрецы и обманщики, которые лезут в конец учебника, чтобы подглядеть ответы, даже не прочитав условия задачи. Нет, тут крылось что-то другое, что-то очень важное. Я ощущал это каждой клеточкой своей шкуры и понимал, что единственный способ докопаться до сути – отыграть спектакль до конца.

Разумеется, в таком деле следовало немного подстраховаться. Я отнюдь не намеревался тупо идти за морковкой, привязанной к моей шляпе, всю дорогу до самого Мидлсбро. Я должен был точно знать, что койка в Гафине зарезервирована за мной надолго, поэтому пришел к выводу, что к Грегсону надо припереться всей толпой. В конце концов старый козел не сможет выгнать весь класс, иначе попросту останется без работы. На следующее утро мы так и сделали.

Я посвятил Шпалу, Биг-Мака и Коноплю в свой план и заручился их согласием, после чего мы обработали тех, кто принял участие в нашей маленькой ночной вылазке, и принудили их вместе со всеми плечом к плечу встать в кабинете Грегсона (кому-то пришлось выкрутить руки, кого-то улестить). К моему разочарованию, Бочка удивительно легко пошел на наши условия, я и пальцем его не тронул. Снисходительность этого жирняги так меня разозлила, что я ткнул его в плечо и предупредил: «Смотри у меня!»

– Куда смотреть-то? – пробурчал он, энергично растирая онемевшую руку.

– Сам знаешь куда, – уклончиво ответил я, пытаясь скрыть отсутствие какого-либо повода для конфликта за дымовой завесой агрессивности.

Валет и Малек оказались не столь сговорчивы, и оба наотрез отказались подписаться в том, чего не совершали. Ни тот, ни другой не ходили с нами «в ночное» и отрицали свою причастность к общему делу яростней, чем Гилфордская четверка. В конце концов даже Неандерталец оставил

их в покое. Я ожидал чего-то подобного от Валета, поскольку, на мой взгляд, тот давно и чересчур явно демонстрировал признаки раскаяния в своем прошлом (он побил стекла в кабинете рисования и разорвал все рисунки, которые участвовали в школьном конкурсе, после того как учитель присудил ему лишь третье место. Понимаете, о чем я? Впрочем, рисовал он действительно неплохо). По сравнению с ним, однако, Малек был темной лошадкой. Его отказ поддержать остальных меня озадачил, ведь раньше он всегда участвовал в общих затеях. Он горько переживал утрату двух передних зубов в футбольном матче, тем более что выросли они совсем недавно, но вряд ли он воспринимал это как личное оскорбление. Малек, если у него заходила такая шиза, упорно строил из себя угрюмого бирюка, этакого страдающего праведника. После двух недель употребления протертых супчиков его физиономия вытянулась, как у лошади, и мне показалось, что он просто рефлексирует. Как бы то ни было, тут уж мы ничего не могли поделать, и я решил, что шестнадцати душ вполне хватит, чтобы прикрыть задницу. В том случае, разумеется, если Грегсону тоже вдруг не вздумается порефлексировать.

– Позвольте спросить, куда это вы все направляетесь? – удивилась мисс Говард, когда шестнадцать учеников нестройным шагом промаршировали мимо ее стола.

– К Грегсону, – коротко ответил я и только тут увидел, что сегодня она опять надела желтую кофточку, которая мне ужасно нравилась. Кофточка была в облипку, с глубоким вырезом, причем недоставало одной пуговки – именно там, где нужно. Мне очень, очень нравилась эта кофточка. Я бы охотно потоптался по ней грязными бутсами, если бы, к примеру, она слетела с мисс Говард посреди улицы, и мисс Говард попросила бы меня помочь ей застегнуть лифчик.

– Он вызвал всех сразу? – Мисс Говард решительно заслонила собой директорскую дверь.

– Ну да, он оставил нам записку, – подал голос Шпала.

– Дайте посмотреть, – потребовала она.

– Сперва ты, малышка, – послышалось из задних рядов, и мы все заржали.

Несколько секунд спустя дверь в кабинет распахнулась, и директор недоуменно воззрился на делегацию.

– Что здесь за сборище? Чего вам надо?

Воцарилась тишина, и я вдруг сообразил, что, по общему молчаливому согласию, выразителем чаяний избрали меня. Я набрал в грудь побольше воздуха и произнес:

– Мы получили вашу записку. – Грегсон непонимающе нахмурился. – Ну, насчет ста фунтов. «Утром зайдите ко мне в кабинет.и заберите свои сто фунтов», – процитировал я, пытаясь заставить Грегсона вспомнить текст письма.

– Что? Я не имел в виду всех сразу. Письмо касалось только того, кто его нашел.

На это замечание я лишь пожал плечами и кивнул на ребят, столпившихся позади меня.

– Все налицо, – гордо констатировал я, повторив фразу из фильма, который смотрел накануне вечером.

– Понятно. Раз так, заходите, – сказал Грегсон, и мы ввалились в кабинет.

Директор уселся за свой – по обыкновению девственно чистый – стол и устремил на нас пронзительный взгляд птичьих глаз.

Я объяснил, что мы «ходили на дело» вместе, и намеренно не стал упоминать своих личных заслуг, поскольку, намой взгляд, ситуация не располагала к тому, чтобы выставляться. Грегсон выслушал мою версию, задал пару вопросов, но, в общем, особых эмоций не выказал.

– Вот и все, – подытожил я, отдавая мяч Грегсону и рассчитывая немедленной передачи назад. Директор, однако, хранил молчание. Он задержал взгляд на каждом, и я не сразу понял, что он нас пересчитывает.