Школа Добра
Шрифт:
На секунду в голову закралась идея о том, а не мог ли быть Алекс в сговоре с айвэ... но потом в поле зрения появился Александр Волчок-старший, а вместе с ним спасительная мысль о том, что паранойя, видимо, передается воздушно-капельным путем, и ректору Ясневскому ощутимо полегчало, хотя все еще было непонятно, почему молодой человек не смог удержать блок. Сил ему, откровенно говоря, хватило бы еще на два таких же.
С этим еще предстояло разобраться. И как понимать это его "я не смог"? Слова неожиданные, скажем прямо, недостойные юного Винога. И недостойные
– И чем же вы объясните, молодой человек... – Вельзевул Аззариэлевич решил не откладывать в долгий ящик и задать вопрос прямо, но его совершенно бессовестным образом перебил собственный студент:
– ... меня раком! – молодой человек весьма громко сообщил окружающим о своих тайных эротических желаниях, кашлянул смущенно и пояснил:
– В смысле, я не... э... то есть... Вельзевул Аззариэлевич, исключительно в рамках образовательной программы, – брови ректора скрылись под челкой, щедро украшенной сединой, и Альф поторопился уточнить, тыкая пальцем в неподвижное тело бывшего темного мага:
– А что это за заклинание такое, после которого рука выглядит так, словно ее пожевали?
Все посмотрели сначала на указующий перст парня, а потом на то, куда этот перст указывал.
И тут стоит отметить реакцию женщин на увиденное.
С самого начала боя и по сей момент в зале было только четыре женщины. Сейчас в живых осталось только три из них. И пусть пана Ясневкского обзовут засохшим куском дрожжевого теста, но он был счастлив, что столь дорогая сыну Юла по-прежнему была в мире живых.
Сейчас же именно эта заводная и непоседливая девочка с видом шокированным и слегка безумным смотрела на руки айвэ Лиара:
– О нет! – провела языком по верхнему ряду зубов, затем по нижнему, брезгливо скривившись, проглотила набежавшую слюну, и испуганно посмотрела на Александра. Тот беспардонно поцеловал ее прямо в губы и хмуро посмотрел на весьма натурально зарычавшего после этого жеста Сандро Волчка.
Кстати о рычании. Рычал не только старший брат Юлы, рычала еще и рыжая девочка, которая смутно кого-то напоминала ректору, и с чьей аурой надо было срочно что-то делать, пока все здесь не рвануло к праотцам. В этом зале было произнесено столько страшных слов и проклятий, что не хватало только одного слишком яркого всплеска, чтобы весь дворец снесло с карты этого мира.
Самой здоровой реакцией на происходящее можно было назвать реакцию Ифигении Сафской: она плакала и ее рвало. И все бы хорошо, и можно было бы даже закрыть глаза на дикую пульсацию ее ауры – ничего удивительного, столько ужаса пришлось пережить бедняжке – но не заметить гневно дрожащие ноздри было сложно, и глаза сухие, как студеньская пустыня. И мысли. Директору Школы Добра не надо было быть телепатом, чтобы прочесть то, что девушка уже просто не могла скрывать.
Ненавижу!
Вот что кричала каждая частичка ее тела.
Ненавижу!
Она всхлипнула, исподлобья посмотрела на Алекса, обнимающего Юлку, и, схватившись
– Интересный побочный эффект, – заметил Волчок-старший, а Вельзевул Аззариэлевич задумчиво кивнул, соглашаясь, и только потом понял, что светлый королевский маг говорил о состоянии тела айвэ Лиара, а не о странном обмороке Сафской.
Ненаследный темный принц одарил еще одним не самым скромным поцелуем свою единственную в мире Юлу и бросил зловредный взгляд на Волчка-младшего.
Ну, мальчишка же, честное слово!
***
В Большом Колонном зале темного дворца было людно. И Алекс совершенно напрасно суфлировал мне о том, как это место называется - я бы и без него догадалась, потому что данное помещение было, во-первых, большим, во-вторых, я насчитала тут, по меньшей мере, пятьдесят колонн, ну и, в-третьих, мне пятью минутами раньше о том же на второе ухо шепнул Вепрь.
Да! В лишениях и заботах последнего месяца была, по крайней мере, одна радость: Вперед предметники был жив!
Он появился на следующее утро после того ужасного дня, когда... В общем, после того дня. Вместе с Григорием, Звездинским и деревом-старшим.
Мы с Вепрем синхронно взвизгнули и бросились друг к другу с объятиями, ну, то есть я бросилась. А он стоически терпел мои телячьи нежности, жалобы на жизнь и радостные всхлипы.
Пользуясь моим неадекватным состоянием, Вельзевул Аззариэлевич поставил на подоконник горшок с реально зажиревшим Григорием и попытался смыться под шумок.
– А пельмень? – сдал ректора кабачок. – Пельменя верните.
Я моргнула от такой наглости и даже испугалась за жизнь своего подарка. А тот, не чувствуя опасности, напомнил отцу моего мужа:
– И леечку вот ту с голубым цветочком, а?
Я мысленно распрощалась с побочным эффектом пьяных предметницко-химических экспериментов и задержала дыхание, а ректор Школы Добра выложил на стол маленькую шкатулочку, любовно погладил ее двумя пальцами и произнес:
– Поглотителем звука пользоваться умеешь? – хмурый взгляд на меня. А что я? Я вообще еще не в трансе, но уже в шоке. Закрыла рот и кивнула.
– Раз в сутки заводить будешь, – и вздохнул. Так грустно, что я ему чуть Звездинского своего не подарила. Но потом подумала и решила, что все-таки такая корова нужна самому. Запихнула поглубже не ко времени проснувшуюся щедрость и широту души и вернулась к Вепрю с вопросами.
Это было тем утром. А сейчас, спустя почти месяц после памятных событий, в Большом Колонном зале темного дворца было людно. На троне из черного мрамора в ослепительно белом платье сидела моя царственная свекровь, ее величество Катерина Виног. Мне лично ее было немножко жалко, потому что мама мне с детства говорила: