Школа двойников
Шрифт:
Вообще-то телевизионная гримерная сугубо женской никогда не была, здесь толклись и мужчины, ведущие спортивные передачи, и новостийщики, и дикторы. Однако атмосфера, царящая здесь, меняла и их тоже – мужчины охотно и со знанием дела обсуждали сорта пудры, цены на костюмы в элитном магазине «Барон». С еще большим знанием дела они беседовали о том, кто, что, с кем и где. Лизавета не так давно с удивлением отметила, что сплетничают мужчины чаще и больше, чем давно заклейменные сплетницами дамы.
– Общий привет! Лизавета, триста лет, триста зим! Тамарочка, дай лапку! Отдельный поклон Вере Семеновне! – ворвался
– Не нашлась? Боже, что же могло случиться-то! Он больше ничего не сказал? – затараторила Тамара.
– Нет, а я не стал расспрашивать. Ленка, она ведь мужика своего не уважала, просто держала при себе, чтоб был, вот я и думаю, не закрутила ли где? – Валентин, в лучших водевильных традициях, игриво подмигнул присутствующим. Одет он был тоже неумолимо водевильно – белая хрустящая рубашечка, галстук-бабочка в горошек, тужурка а-ля Лев Толстой и лакированные штиблеты.
– Ты чего мелешь, язык без костей, глаза бесстыжие! – возмутилась Вера Семеновна. Валентин ответил еще более игривой улыбкой.
Бомба тревоги, висевшая над гримеркой, взорвалась. Лизавета теперь поняла, что предчувствие тревоги было не миражом, а реальностью. Тамара, заметив ее удивленное лицо, всплеснула руками:
– Лизавета же ничего не знает! – И тут же начала рассказывать: – У нас Лена Кац пропала, представляешь! Сначала-то никто не спохватился. Она часто брала отгулы, чтобы подхалтурить. У нее ведь полно контактов в музыкальном мире – без нее ни один концерт не обходился, – ревниво проговорила Тамара. – Сама знаешь, связи – это все.
Дело было не только в связях. Леночка – эту милую женщину все называли «Леночкой» и никак иначе – была лучшим гримером на Петербургском телевидении, а может быть, и во всем Петербурге. Маленькая, юркая, с такими же маленькими, ловкими ручками, она творила чудеса. Превращала угрюмого, прыщеватого представителя номенклатуры в американизированного политика с широкой улыбкой и гавайским загаром. Делала из угловатой эстрадной звездочки отечественного разлива роскошную диву, вполне пригодную для кабаре в Монте-Карло или Лас-Вегасе. Могла замаскировать дряблую шею, мешки под глазами, досадные, чересчур глубокие морщины в уголках глаз или складки, сбегающие к губам от крыльев носа, что особо ценили уже состоявшиеся экранные герои. Сейчас за хорошими гримерами охотились не только артисты и певцы, но и политики, предприниматели, модные адвокаты, нотариусы.
Однако Леночка была не просто визажистом. Лизавета знала, что она еще и мастер портретного грима. Как-то раз, когда на их студии снимали чуть ли не последний большой спектакль для взрослых, Леночка справилась с труднейшей задачей – сделала из всем известного курносого артиста Иоанна Грозного, да не просто Иоанна, а настоящего двойника, точную копию скульптурного портрета, реконструированного Герасимовым по черепу царя. По слухам, Леночка входила в бригаду гримеров «Ленфильма», которые несколько лет назад трудились на съемках российского политического триллера «Волки», – сценарист задумал кино как политическую портретную галерею времен Никиты Хрущева, героями были и Брежнев,
– Так вот, – продолжала Тамара, – она давно говорила, что собирается увольняться, – посуди сама, стоит ли здесь горбатиться за копеечку, когда за один концерт получаешь в десять раз больше? А ей еще и большая халтура привалила, она сама хвасталась. Поэтому если день или два ее не видишь – значит, отгулы. А потом вдруг муж позвонил, Валерка. Мы рядом живем, соседи, я его знаю. Спрашивает, когда Леночка из командировки возвращается. А какая командировка – у нас никто понятия не имеет. В общем, неделю назад она, как говорится, ушла из дома и не вернулась. И никто ничего не знает – ни где она, ни что с ней. Валерка уже и в милицию заявил. Да что они могут! Сказали «будем искать» и отложили заявление в сторонку. Ты сама знаешь, как у нас ищут пропавших без вести.
Лизавета кивнула.
– А все-таки вполне вероятно, что она кого-нибудь себе нашла! – не унимался диктор Ченцов. Бабочка на его груди топорщилась, словно грудь у голубя-сизаря.
– Типун тебе на язык! – воскликнула добрейшая Вера Семеновна. – Леночка чистой души человек, и работник прекрасный, а ты вечно со своими кобелиными предположениями!
– Ну, работник – это бабушка надвое сказала. – Тамара недолюбливала Кац с той поры, как попыталась через Леночку прорваться на эстрадные концерты и у нее ничего не получилось.
– Почему? – возразила старая гримерша. – Ее еще Матвей Владимирович учил, говорил, что она кончиками пальцев рельеф любого лица чувствует. Может каждую морщиночку разгладить. И портретный грим у нее получался!.. Вот что я подумала, Лизавета. – Вера Семеновна пересела в кресло поближе. – Ты же в милиции много кого знаешь…
– Верно, вы же знаете людей в милиции, – поддержала ее Тамара, – сделайте что-нибудь!
– Да, конечно, попроси их там повнимательнее к этому делу отнестись.
Лизавета вздохнула и пообещала позвонить, выяснить. Пообещала еще и потому, что сама заинтересовалась этой историей. Она зацепилась за слово «двойник» и немедленно вспомнила вчерашний разговор с Сашей Маневичем.
ДОМАШНЕЕ ЗАДАНИЕ
Лизавета предпочитала действовать по схеме «сказано – сделано». Добравшись до собственного кабинета, она немедленно принялась звонить в пресс-центр ГУВД. Тот, кто этим когда-либо занимался, знает, что дело сие непростое, требующее терпения и настойчивости. Она давила на кнопки телефонного аппарата примерно полчаса, но линия нового начальника пресс-центра ГУВД была постоянно занята. В кабинет заглянул Саша Маневич:
– А-а, ты занята, а то у меня масса любопытного, насчет твоего покойничка. Я с Зотовым говорил.
Лизавета прижала трубку плечом к подбородку и помахала рукой – мол, присаживайся, очень интересно. Маневич понял ее абсолютно неправильно. Он повернулся и хотел деликатно выйти. Многие журналисты – Саша сам был из их числа – не любят вести телефонные разговоры при посторонних: так можно потерять полезный источник информации.
Аппарат неожиданно ожил, и Лизавета обрадованно закричала, что ей срочно нужно поговорить с Анатолием Егоровичем, при этом она уже не только жестами, но и красноречивой мимикой остановила щепетильного коллегу.