Школа суперменов
Шрифт:
По крайней мере, так показалось Алексею, когда в девятом часу вечера он протискивался сквозь бурлящее море коммерсантов и вдруг увидел своего напарника.
Но как только Алексей, сменив курс, приблизился к Бондареву, тот открыл глаза, и ничего милого, ничего наивного в них не осталось.
Бондарев лениво кивнул головой в сторону темного коридора, который начинался за аптечным киоском. Коридор был символически перегорожен колченогим стулом и табличкой «Ремонт», но на самом деле никакого ремонта там не было, и Алексей с удивлением обнаружил, что коридор в конце концов выводит к лифтам, минуя вахтера,
Где-то посередине коридора, под мерцающим светильником Белов остановился и дождался напарника.
— Слушаю, — хмуро сказал Бондарев.
— Я нашел троих, — похвастался Алексей и полез было за списком, но Бондарев знаком показал, что верит на слово.
— И что эти трое? — так же безрадостно спросил Бондарев.
— Трое по списку, а встретился я с двумя... Пока... Одна приехала с семьей в девяносто пятом году из Казахстана, то есть в девяносто втором ее тут не было. Вторая здесь родилась и живет всю жизнь, но с восемьдесят седьмого года живет в двенадцатиэтажке в центре города. Никакого частного сектора. Одна ее бабушка жива до сих пор, другая умерла в середине восьмидесятых.
— Тогда какого черта ты говоришь — я нашел троих? Ты никого не нашел.
— Но есть же еще одна Великанова, по мужу Рахматуллина, ее сейчас нет в городе, она уехала в Польшу, будет через пару дней. Как только она приедет, я сразу...
— Что ты им говорил? — перебил его Бондарев.
— В каком смысле?
— Как ты им представлялся?
— Я говорил, что я следователь из Питера, что мы поймали серийного убийцу, который признался, что в девяносто втором году пытался убить десятилетнюю девочку в Волчанске. Поскольку официально это нигде не было зарегистрировано, мы пытаемся найти ту девочку...
— Нормально, — сказал Бондарев.
— Нет, ну я...
— Нормально. Тебе русским языком сказали, что должен тупо искать пропавшую родственницу. Ты обычный парень, который тупо ходит и тупо задает вопросы. С чего ты вдруг решил прикинуться каким-то следователем?
— Парню, который тупо ходит и спрашивает, могут и не ответить. А следователю — ответят.
— Ты похож на следователя из Питера. Очень похож, — сказал Бондарев. — Знаешь, на такого недоучившегося следователя. Очень недоучившегося. Скорее всего, тебя выгнали после первого курса за двойки.
— Ну а что...
— Ты получше ничего придумать не мог?
— Значит, не мог.
— Ладно, — сказал Бондарев. — Не обижайся. Просто, когда выдумываешь себе легенду, старайся, чтобы ее нельзя было развалить двумя вопросами в лоб. И просто... Просто делай, что тебе говорят. Следователь, блин... Теперь я, — он вытащил несколько листов бумаги, ксерокопии каких-то документов. — У тебя три Великановых подходящего возраста, а у меня их знаешь сколько? Одиннадцать штук.
— Откуда столько?
— От верблюда. В смысле, из ЗАГСа.
Если бы Бондареву нужно было сочувствие, то он пожаловался бы Алексею на кошмарные часы, проведенные в ЗАГСе. Когда все закончилось, у Бондарева болели мышцы лица и отваливался язык, потому что все это время он без конца улыбался и без остановки говорил. Бондарев назвался представителем адвокатской конторы, которая по поручению своего американского клиента ищет родственницу-наследницу, о которой известно, что в девяносто втором году ей было лет
Это сработало, и его пустили в архив, но больше конфет и больше костюма на местных дам произвела впечатление история про наследницу американского старичка. Начались расспросы, обсуждения, советы, предложения обратиться в передачу «Жди меня» и прочий треп, от которого у Бондарева вяли уши, но на который он был обязан реагировать, улыбаться и так далее. Дам взволновал и сам Бондарев, про которого они сначала хорошо подумали, будто бы он из самих Штатов, и стали многозначительно переглядываться. Потом выяснили, что не из Штатов, а из Москвы, и взволновались уже чуть меньше, но все-таки потратили на Бондарева убийственное количество взглядов, улыбок, приглашений попить чаю и прочих обаятельных действий.
От всего этого вкупе с духотой и дивной парфюмерной смесью, витавшей в воздухе, Бондарев совсем ошалел и, выйдя к вечеру под ветер и холодный дождь, воспринял их как небесную благодать.
3
И теперь ему совершенно не хотелось быть любезным, не хотелось улыбаться, не хотелось производить хорошее впечатление. Юный «следователь из Питера» переживет.
— Из ЗАГСа, — сказал Бондарев. — Это записи о рождении. Я взял восьмидесятый — восемьдесят третий год, для верности. Получилось одиннадцать Марин или Марий Великановых. А ты говоришь, что сейчас их в городе только трое. Правда, ты ошибся, когда делал запрос, надо было указывать не 1981 — 1982 годы, а чуть пошире, ведь Малик не знал ее точного возраста, он ее оценивал на глаз. Повтори запрос, может, отыщется еще три-четыре человека. Но все равно — было одиннадцать, сейчас в лучшем случае шестеро-семеро. Где остальные? Или умерли, или уехали из города. Хорошо, если умерли...
— Хорошо? — У Алексея слегка вытянулось лицо.
— Если они умерли, то их смерть зафиксирована. А вот если они просто уехали из города, то что мы про них сможем узнать? Да ничего. И это еще полпроблемы, потому что могли быть такие Марины Великановы, которые не родились в Волчанске, приехали сюда позже, а потом уехали. Такую Марину мы вообще не найдем, даже не будем знать, что такая была.
— Черт, — сказал Алексей.
— Ты по-прежнему думаешь, что это не очень сложное задание? Что сюда можно было послать тебя одного?
— Нет, я так не думаю.
— Вот и ладно.
— Только...
— Что?
— Нам обязательно устраивать весь этот маскарад? В смысле, прикидываться кем-то? Мы не можем сделать какой-то официальный запрос через милицию или...
— Во-первых, официальный путь — это еще более долгий путь, потому что нашим делом будем заниматься не мы, а другие люди, которым на наше дело наплевать. Во-вторых, если мы делаем что-то официальное, мы светимся. Мы объявляем на весь мир, что ищем Марину Великанову примерно 1980 — 1983 года рождения, которую едва не зарезали в январе 1992 года. А может, и зарезали, просто Малик перед смертью решил поиграть в гуманиста. Да что ты так на меня смотришь? Может, мы в конце концов найдем просто могилу.