Школа террористов
Шрифт:
А перелезть хотя бы на соседний балкон просто необходимо!
Возвращаюсь в номер, выключаю свет. Стены и балкон белые... Натягиваю светлую пижаму. Рядом - моя возлюбленная и разве не романтично забраться к ней через балкон? Так, по утверждению старых романов, поступали многие сердцееды.
Окно Альбины открыто нараспашку - в комнате душно, - в случае чего можно этим воспользоваться. Крепко спит ли она? И спит ли?.. Все равно другого выхода нет: не могу жить я в неведении и безропотно ждать решения своей судьбы.
Берусь за перила и перебрасываю ногу. Другой рукой
В щелку наблюдаю за аллеей, ведущей от ворот к отелю, и вижу как неторопливой походкой приближается здоровенный детина в униформе и с автоматом на шее. Неужели заметил?..
Охранник останавливается невдалеке и внимательно осматривает фасад здания. Достает папиросу, прикуривает и ещё медленнее, словно нехотя, отходит, оборачиваясь несколько раз. Слышу как шуршит галька под его ногами, он что-то бормочет, сплевывает и удаляется под тень деревьев. Цикады и кузнечики возобновляют свои трели.
Подползаю к балкону Ионы Георгиевича. Слышу смех, короткие, но понятные фразы: "Прикуп", "пас", "вист", - спортивные боссы развлекаются картишками. Из четырех голосов узнаю только два - Ионы Георгиевича и Михаила Михайловича, - остальных не успел запомнить.
– ... Это тебе не с толстушкой забавляться, - говорит весело кому-то Михаил Михайлович.
– Тут думать надо.
– Лучше бы я с ней остался, - отвечает на ломаном русском, похоже, литовец.
– Не везет мне в карты. Да и давно не играл.
– Ты почаще нас собирай, Иона Георгиевич, - включается в разговор третий собеседник.
– Твои девочки лучше всякого женьшеня поднимают тонус.
"Пошло, поехало...
– со злостью разочаровываюсь я.
– Теперь эти похотливые прелюбодеи долго будут умиляться своими сексуальными подвигами и придется сне убираться с балкона ни с чем, по-прежнему находиться в неведении, с кем я имею дело и какова роль в моей трагической истории Альбины и её папаши". Но что-то сдерживает меня, и я лежу, прижавшись к прохладному цементу. "Старички" ещё с полчаса смакуют воспоминания, но вот запал начинает спадать и Иона Георгиевич объявляет:
– На сегодня хватит. Завтра напряженный день, надо как следует отдохнуть. Кто желает по посошку на дорожку, прошу.
Булькает жидкость, звякают рюмки.
– Людей мы тебе подбросим, - говорит Иона Георгиевич, - хоть пять, хоть десять наших лучших профессионалов. И ты, Миша, не скупись, не жалей партийной казны на нужное дело.
– Но и вы поумерьте аппетит. Такую сумму я на всю компартию Эфиопии отправил.
– А ты посчитай, сколько нам обходится подготовка каждого человека. Плюс соответствующая экипировка, разъезды. Кстати, одного профессионала могу обменять на кандидата, знающего английский и арабский языки.
– Для американца? Ты с ним поосторожней,
– Ты плохо думаешь обо мне, Миша. Зачем мне телохранитель, когда я сижу с друзьями?.. А тот... кстати, твой земляк, москвич. Журналист из "Красной звезды", вхож ко многим твоим начальникам. Теперь он наш, но могу уступить тебе.
– Чем он ещё занимается?
– Превосходный самбист, каратист. Одного моего сенсея, бросившегося на него с ножом, ребром ладони уложил насмерть. На его счету уже три убийства. Но настоящую проверку он ещё не прошел.
– Такой послужной список меня не устраивает: его наверняка уже ищут. Да ещё без настоящей проверки. И вообще, я с журналистами стараюсь дела не иметь - слишком большого они о себе мнения: четвертая власть! И кто внушил им такую чушь? На самом деле чужеголосый, продажный народец. Избавься от него поскорее...
"Вот сволочь! Интересно, с чьего голоса он поет? Думает, если покупает, то сам не продается... За те же деньги из партийной кассы... Если бы вырваться из когтей Петрунеску!. Наконец-то я убедился, по чьей милости попал в западню... "На его счету три убийства. Но настоящую проверку ещё не прошел". Какие же ещё испытания ждут меня? Или папаша моей возлюбленной послушается совета генерала и постарается побыстрее избавиться от меня?"
Надо что-то предпринимать. Выжидательная позиция может плохо кончиться... Думать, искать, действовать...
Иона Георгиевич закрыл за гостями дверь, и когда я собрался прошмыгнуть в комнату Альбины, он вышел на балкон, дымя сигаретой. Я слышал его тяжелое дыхание, чувствовал едкий запах табака и пота; прижавшись к перегородке, ждал, когда он уйдет. А он не торопился, видно, любовался предрассветным небом: на востоке уже занималась заря, звезды гасли, и кроны деревьев все отчетливее обозначались на блекло-оранжевом фоне неба.
На аллее снова показалась фигура охранника. Иона Георгиевич бросил с балкона окурок и ушел в номер - слежка и ему не понравилась. Я поянул на себя балконную дверь, она оказалась незапертой, и проскользнул в комнату Альбины. Она крепко спала, сбросив на пол покрывало и разбросав в стороны руки, как невинная дева Мария. Ночная сорочка задралась, оголив соблазнительные бедра. И лицо у неё было безмятежное, одухотворенное, словно это не она завлекла меня своим коварством в страшную западню. С каким бы удовольствием я стиснул бы сейчас её красивую длинную шею...
Невольно опускаюсь рядом с ней на кровать. Она шевелит губами и улыбается, видно сладкий сон снится. А может, смеется надо мной, радуется своей легкой очередной победе - теперь я не сомневался, что и Андрей погиб не без её участия... Что ж улыбайся, я принимаю твой вызов в этой смертельной игре. Как говорят, ещё не вечер, и посмотрим, на чьей улице будет праздник.
Раздеваюсь догола и ложусь рядом с ней, тесня её к стене, чтобы она проснулась: если меня видел охранник, пусть знает, куда и зачем я крался. Альбина мычит, слабо сопротивляется. Но вот открывает удивленные глаза, лапает меня.