Школа выживания
Шрифт:
С полными слез глазами мужчина кивает:
— Это мой сын… — И голос у него прерывается.
Терпеть не могу подобных сцен — одни сплошные сантименты. Смотреть тошно.
Наконец женщина оторвалась от Игги и, слегка его от себя отодвинув, любуется его лицом. А мистер Гриффитц вопросительно смотрит на нас:
— А… а вы кто? — спрашивает он.
— Мы все друзья. Нас тоже всех детьми украли, и мы все теперь ищем родителей. А вас нашли первыми.
Господи, что же это со мной творится? Я же всегда держу язык за зубами. Что
Теперь мистер и миссис Гриффитц выглядят еще более озабоченными и удивленными.
— И что мы теперь будем делать? — спрашиваю я коротко, вытирая о джинсы вспотевшие ладони.
Двое взрослых бросают друг на друга быстрые взгляды. Мистер Гриффитц чуть заметно кивает жене, и она поворачивается ко мне:
— Джеймс должен остаться с нами, — твердо говорит она. — Я думала, он потерян навсегда. Теперь, когда он нашелся, я ни за что не дам ему уйти. Вы слышите меня?
Она с каждым словом расходится все больше и больше, и я поднимаю руки, точно защищаясь от ее неожиданной агрессии:
— Никто и не собирается его у вас отнимать. Мы тоже думаем, что это Джеймс. Но подумайте хорошенько, он ведь слепой.
— Какая разница! — она с любовью смотрит на Игги. — Даже если у него еще миллион проблем. Они не имеют никакого значения. Мы со всем справимся. Главное, что он снова с нами.
Миллион проблем? Крылья сразу в список включать будем или только на второе место поставим?
— Игги, а что ТЫ на это скажешь?
Он снова краснеет. Он еще не до конца поверил своему счастью, но под его сдержанностью я чувствую, как оно уже захлестнуло его с головой. Сердце у меня опускается, и я с горечью думаю: «Я его теряю».
Игги медленно кивает:
— Здесь мои корни…
Я ласково похлопала его по плечу.
— Конечно…
— У тебя вещи с собой? — спрашивает миссис Гриффитц. — Мы поставим большую кровать в твою комнату. Я там ничего не меняла. На всякий случай, а вдруг ты вернешься. — Она нежно дотронулась до его лица. — Это просто чудо! Настоящее чудо. Если это сон, я ни за что не хочу просыпаться.
Игги слабо улыбается:
— У меня нет особенных вещей, — он показывает на небольшой рюкзачок, в который мы у Анны дома затолкали предметы первой необходимости.
— Ну и ладно. Мы сами купим тебе все, что тебе будет нужно.
И голос миссис Гриффитц уже звучит, как голос настоящей матери, заботливо и озабоченно.
Вот так один из нас и нашел настоящих родителей. Не буду утомлять тебя, дорогой читатель, живописанием сцены трогательного прощания. Достаточно сказать, что все мы пролили немало слез. А в детали вдаваться да нюни разводить нечего.
Ты, поди, и сам поймешь, каково нам было. Мы выросли вместе. Я Игги знаю всю его короткую и ужасную жизнь. Я знала его тогда, когда он еще мог видеть. Помогала ему учиться летать. Он не такой вредный, как Клык, и не такой
Сердце мое растерзано в клочки. Как будто по нему пробежалась команда футболистов и каждый потоптался на нем своими шиповками.
Но хватит. Достаточно тебе жалостных излияний, дорогой читатель. Я же сказала, что не хочу на эту тему распространяться.
Анна ударилась в панику, как потерявшая цыпленка курица. Тем более что мы молчим, словно набрали в рот воды.
Все выходные она куда-то звонила в истерике и неотступно приставала к нам, то со слезами упрашивая и умоляя ей все рассказать, то угрожая тысячью небесных и земных кар за молчание. Но мы только сказали ей, что он ушел по собственному желанию, что ему ничто не угрожает и что он в полной безопасности. На этом наши объяснения закончились.
Хотелось бы сказать: был положен «конец дискуссии». Но это понятие срабатывает только в том случае, если ваш собеседник и сам, в конце концов, затыкается. Анна «конца дискуссии» не понимает, и ее не остановить.
К утру понедельника наше терпение иссякло. Точнее — мое.
Мне казалось, что с уходом Игги у меня отрезали левую руку. Я дважды находила Надж рыдающей в подушку. Газ чуть не катается по полу из-за отсутствия любимого сообщника. Ангел даже не пытается скрыть свое горе. Она то и дело залезает ко мне на колени и начинает всхлипывать. Не обходится и без Тотала, который жалобно ей подвывает.
Нас не так-то легко заставить плакать, но утрата Игги — слишком серьезная причина. И вот все эти слезы, моя головная боль и потом еще Анна, насевшая на меня и выпытывающая об Игги «всю правду», — все это привело к тому, что к утру понедельника я готова была взорваться.
Я за него счастлива. Очень счастлива. Но мне горько за нас. К тому же я прекрасно отдаю себе отчет в том, что вся эта эпопея сызнова может повториться с любым из нас. И от этого чувствую себя Титаником, прямиком направляющимся к роковому айсбергу.
— Я вынуждена сообщить в школу, что Джеф пропал, — оповещает нас Анна уже в машине по дороге в школу.
— Давай, действуй, — устало соглашаюсь я, зная, что это ни к чему не приведет.
— Я позвоню в полицию, — она многозначительно смотрит на меня в зеркало заднего вида.
— Да делай ты, что хочешь! — взрываюсь я. — Почему бы тебе не отослать его фотографию, чтоб ее на пакете для молока напечатали — «Дети в поиске»?! Этих пропавших детей здесь полно. Он же, в конце концов, только один из этих «пропавших». Не так ли?