Школа выживания
Шрифт:
Выждав несколько секунд и дав им убедиться, что никто их не преследует, так же бесшумно, как они, иду за ними по следу.
Прячась за стволами, перебегаю от дерева к дереву. Хотя они пару раз и оглянулись, все равно меня не заметили. Наконец футов за триста от нашего лагеря оба опускаются на колени. Девчонка достает что-то из кармана грязных джинсов. Это «что-то» было бы похоже на авторучку, если бы она не начала в нее говорить. Значит, передатчик.
Всего один сильный прыжок — и я коротким ударом выбиваю приборчик у
— Пиццу заказываем на завтрак?
Забавно, насколько все-таки люди разные. Если бы на меня кто-нибудь оскалился со словами «Пиццу заказываем», я бы, не задумываясь, отбрехнулась: «Ага, тебе пеперони?».
Но девчонка с ужасом посмотрела на меня снизу вверх и тут же, закрыв лицо руками, ударилась в слезы. Пацан тоже плюхнулся рядом с ней на колени и тоже заплакал.
— Прости нас! Прости нас, — захлебывается девочка, и я ставлю ее обратно на землю.
Скрестив на груди руки, я грозно уставилась на нее:
— За что простить? Выкладывай подробности.
Она молча показывает на передатчик и смотрит в землю.
— Я не сама! Я не хотела! Они нас заставили. Насильно заставили это сделать…
Поднимаю передатчик и зашвыриваю его подальше в болото. Он с плеском плюхается в воду и тонет.
— Кто вас заставил? — настаиваю я, с полным сознанием, что теперь времени на разговоры у нас в обрез.
В ответ дети только рыдают. Подпихиваю девчонку носком кроссовки:
— Кончайте нюни распускать.
Я знаю, я их запугиваю. Не то чтобы мне было их не жалко — жалко. Но жизнь стаи мне важнее, чем их жалкие жизнишки. Знаю, знаю, дорогой читатель, найдутся люди, и не мало, которые на это запоют, что все жизни одинаково ценны. И, возможно, они даже будут правы. Но эта правда хороша в сказках. А я живу в реальном мире, где и я, и мои ребята — добыча, а эти заморыши помогают нас выследить. Вот и получается простой расклад: или мы, или они. Так что не удивительно, что в моей жизни этот простой расклад — единственное, что имеет значение.
— Они заставили, — продолжает рыдать девчонка.
Тем временем шум разбудил всю стаю. Ребята поднялись и подтягиваются к нам сквозь деревья.
Опускаюсь перед ней на колени и беру за руки:
— Скажи мне! Кто? — я слегка сжимаю ей запястье, и глаза ее округляются.
— Они… — бессмысленно повторяет она и начинает икать. — Те, которые нас украли. Они нас месяцы взаперти держали. Меня — с августа.
— И меня тоже, — говорит мальчик, поднимая голову. Слезы оставляют светлые полосы на его грязных щеках, и он похож на полосатую зебру. — Это они нас к вам подослали. Они нас целых два дня совсем не кормили, чтобы мы лучше старались вас найти. Вот мы и старались. И нашли. И вы нас накормили. — Он снова начинает плакать.
—
Я понимаю. Они просто пытались выжить. Так же, как мы. Их выбор такой же простой, как у нас: или мы, или они. Они выбрали себя. Я бы сделала то же самое.
Поворачиваюсь к Клыку.
— Принеси наши шмотки. Сматываемся.
Стая бросилась торопливо сворачивать наш бивуак. А я взяла девчонку за подбородок и подняла его, чтобы она могла меня видеть:
— Я все понимаю, — говорю я ровным голосом. — Сидите здесь. Их сюда приведет передатчик. Так что вас найдут. Но нас здесь уже не будет. И вам про нас особо сказать будет нечего. А теперь я вас последний раз спрашиваю: как называется место, где вас держат? Мне нужно имя, название, логотип, все равно что. От вашего ответа зависит, найдут вас целых и невредимых или ваши бездыханные тела. Понятно?
Ее глаза снова вылезают из орбит. Она секунду молчит, чуть заметно кивает и переглядывается с пацаном. Наконец она шепчет:
— ИТАКС, — и опускается на мокрую землю. — Я только знаю, что это большая компания и что она так называется. А больше ничего не знаю.
Поднимаюсь на ноги. Наверняка передатчик вот-вот приведет сюда погоню. Пора сваливать, пока целы. А эти двое пусть остаются лежать здесь, изможденные и грязные. Сунула руку в карман. Извлекаю протеиновый брикет и леденец и бросаю перед ними на землю. Они изумленно поднимают головы, но я уже сорвалась с места и мелькаю среди светлых сосновых стволов. Догоняю стаю, и мы поднимаемся в воздух и удираем.
Опять.
За час мы покрыли почти сто миль. Понятия не имею, что теперь сделают с теми детьми.
— Значит, ИТАКС, — говорю я Клыку.
— Я же вам сказала, что что-то вроде оленя, — перебивает меня Ангел, и Надж ее поправляет.
— Ты думала «ибекс». Только это не олень, а горный козел.
— Какая разница!
— Не знаю я никакого ИТАКСа, — размышляет Клык.
— У них длинные кривые рога и они живут в горах, — продолжает объяснять Надж.
— Надж, не путай нас. Они сказали ИТАКС и что это большая компания. Но я про такую никогда не слышал. Что, конечно, ничего не значит, но…
— Уж в твоем-то образовании, безусловно, имеются изрядные пробелы, — констатирую я. Напрасно я Клыка подкалываю. За исключением последних двух месяцев, мы никогда не ходили в нормальную школу. Так что спасибо телику — из него все наши познания.
— А где-нибудь можно ее гугольнуть? — спрашивает Игги. — В библиотеке например. Есть поблизости какой-нибудь город?