Школьная королева
Шрифт:
Будущее Китти зависело от четырех фрейлин и трех статс-дам. Все они – и те, кто был против Китти, и те, кто был за нее – могли иметь влияние на голосование в решающий день.
Когда все собрались, Елизавета сказала:
– Я позову Китти.
Она вышла из комнаты. Девочки уселись полукругом у окна, выходившего в знаменитый садовый розарий. Роз распустилось еще мало, зато лиловая и белая сирень украшала эту прекрасную часть сада. Сладкий запах сирени вливался в открытое окно.
– Это очень странное дело, – сказала Маргарита Лэнгтон. – Мне хотелось бы услышать все подробности.
– И услышишь,
– Вражда к такой милочке – просто позор! – заметила француженка Анжелика л’Эстранж, – а она такая gеntillе, [v] такая 'el'egаntе, [vi] да и все это дело раs grаndе сhоsе. [vii]
– Но это была ложь – страшная ложь! – сказала маленькая леди Мария Банистер, уставясь темными испуганными глазами на Анжелику.
Анжелика пожала плечами и ничего не сказала.
Мисс Хонебен вошла в комнату одной из последних и села молча. Лицо ее было бледно. Клотильда кивнула ей головой.
– Я чувствую себя подавленной, – сказала мисс Хонебен. – Это ужасное дело.
– Ничего, может быть, мы еще увидим свет, – приободрила всех Клотильда.
Распахнулась дверь. Елизавета и Китти вошли в комнату. На Китти было простое белое платье, из которого она немного выросла. Оно придавало ей особенно детский вид. Красивые черные волосы падали на шею и плечи. Личико было бледно, зато глаза – чрезвычайно темны и блестящи; дрожавшие губы придавали всему лицу трогательный вид. Всем было видно, что в эту тяжелую минуту Китти думала не о себе.
Ей указали место несколько поодаль от фрейлин и статс-дам. Наступила пауза, во время которой Елизавета шепнула что-то на ухо мисс Хонебен, и та отрицательно покачала головой. Елизавета обратилась к Клотильде и получила также отрицательный ответ. Тогда она тихо вздохнула, вышла вперед и, остановившись около Китти, положила руку на ее плечо.
– На мою долю выпало коротко сообщить подробности дела, – сказала она. – Мы все уже знаем их, поэтому необходимо сказать только несколько слов. 23 апреля Китти О’Донован была единогласно выбрана королевой мая. Через неделю она стала нашей королевой. Все мы были очень рады и приняли ее с полным радушием. Выбирая нашу королеву, мы все чувствовали, что поступаем умно, и надеялись, что радостно проведем время царствования Китти О’Донован. Скоро, однако, показалось облачко, вернее – почти сразу.
Елизавета напомнила историю с тайным письмом.
– Мы собрались здесь, чтобы расспросить Китти, – продолжила она. – После этого мы вольны составить свое собственное мнение, а затем переговорить с остальными девочками. Мы можем говорить за Китти или против нее, исходя из того, что подскажет нам сердце; наша ужасная роль заканчивается сегодня. Миссис Шервуд передала королеву мая на
Елизавета замолчала, обернулась и взглянула прямо в лицо Китти.
– Против нашей королевы мая есть много важных улик. Несмотря на это я считаю нашу королеву мая невиновной.
– Я согласна с тобой, Елизавета Решлей, – сказала Клотильда Фокстил. – Более того, я не только чувствую, что она невиновна, но и надеюсь доказать это в течение нескольких дней.
– Я также верю в невиновность Китти О’Донован, – сказала мисс Хонебен. – Для моей веры нет другого основания кроме того, что подобный поступок несвойствен натуре Китти.
Эти слова вызвали сильное волнение среди девочек, вскочивших со своих мест. Китти задрожала с головы до ног; каким-то удивительным усилием воли она овладела собой и встала со стула. Гордым, благородным движением закинув голову, Китти подошла к Елизавете.
– Благодарю тебя, Елизавета, – сказала она и подошла к Клотильде.
– Благодарю тебя, – повторила она.
Наконец она взяла за руку мисс Хонебен и проговорила:
– Благодарю вас от всего сердца.
– Отбросим теперь всякую важность, – сказала Маргарита Лэнгтон. – Сядем поудобнее и обсудим все. Одно из двух, Китти: или ты написала письмо, или не писала его. Это ясно, не правда ли?
– Да, ясно, – ответила Китти.
– Ты утверждаешь, что не писала письма?
– Да, и я говорю правду.
– Тогда кто-то другой написал его, – сказала Маргарита Лэнгтон.
– Вот это-то я и хочу узнать, – заметила Клотильда.
– Но во всей школе не найдется никого, кто мог бы написать письмо чужим почерком, – высказала важную мысль Томасина.
– Конечно, не найдется, – включилась в разговор маленькая леди Мария. – Подражать чужому почерку очень трудно. Я помню, дома мы раз играли так, что каждый из нас старался писать почерком другого; если бы видели, что из этого вышло! Мы так смеялись. А написать длинное письмо… Я думаю, что невозможно было бы написать длинное письмо почерком, похожим на твой, Китти.
– Это самая таинственная вещь на свете, – сказала Томасина.
– Особенно странным мне кажется то, что твой двоюродный брат Джек прислал телеграмму, – призналась Маргарита. – Ты не думаешь, что он должен был бы, написав об этом, прислать назад твое письмо? Нам бы очень помогло, если бы у нас в руках было это письмо.
– Да, я тоже не подумала об этом, – сказала Елизавета. – Какая чудесная мысль, Маргарита!
– Можно было бы сейчас телеграфировать ему, – подсказала Маргарита.
Но бледное личико Китти побледнело еще больше.
– Но этого нельзя делать, – произнесла она. – Вы совсем не знаете моего папу. Если он узнает, что меня в чем-то обвиняют, то не оставит меня в школе и на час. Я готова скорее вынести незаслуженное наказание, чем так взволновать папу.
– Но телеграмму можно послать прямо твоему двоюродному брату.
– Папа узнает.
– Если ты невиновна, то должна послать за письмом, – сказала Томасина.
В голосе ее прозвучала неприятная нота, от которой Китти даже вздрогнула.