Школяр
Шрифт:
— Стучат. Многие. В том числе и мне.
Меня интересовало не это, и она это как-то почувствовала:
— А, поняла — ты хочешь понять, зачем я тебе все это рассказала?
Я кивнул.
Она пробежалась пальчиками по виртуальной клавиатуре терминала, секунд восемь-десять вглядывалась в экран, на котором, судя по расширениям и сужениям зрачков, несколько раз сменилась картинка, а затем снова поймала мой взгляд и сделала шаг навстречу:
— Меня попросили приглядеть за умным и целеустремленным пареньком из какой-то глухомани, жаждущим выбиться в люди. Я не люблю подобные просьбы, поэтому вчера повела себя несколько неадекватно. Но, пообщавшись с
Я задумчиво потер переносицу и невидящим взглядом уставился сквозь «дежурный» кейс с ярко-оранжевым посохом Асклепия[2] на боку, стоящий на небольшом столике. Ледицкая правильно «перевела» и тот вопрос, который я мысленно задал себе в этот момент:
— Я вижу всего одну возможность достойно выкрутиться из сложившейся ситуации — тебе надо заинтересовать собой Кирилла Медведева, того самого мужика, который ворвался в столовую в поисках обидчика своих подопечных.
— А чуть подробнее можно? — поинтересовался я, решив, что даже самые записные молчуны должны хоть иногда что-то говорить.
Леди уловила и эту мысль, поэтому одарила меня мягкой улыбкой, но нити беседы не потеряла:
— Он является не только учителем физкультуры, но тренером сборной школы-интерната по рукопашке. А его ученики, часть из которых ты, кстати, уже поломал, называют себя Медвежатами и считаются самой влиятельной группировкой этого учебного заведения…
[1] Статус, аналогичный нашему «вор в законе».
[2] Аналог нашего красного креста.
[1] СКД — система контроля доступа.
Глава 4
16 октября 849 г. от ОВД.
…Всю вторую половину дня среды я давил в себе желание влезть в Сеть и поискать последние новости о межродовой войне, отнявшей у меня брата, отца, родичей и нормальное будущее. В итоге силы воли хватило за глаза, но постоянное напряжение прорвалось этой же ночью, «порадовав» кошмарами, в которых то Славка, то матушка, то батюшка умирали под заклинаниями Земли, Воздуха и, почему-то, Молнии, а их ответные просто обтекали мрачные фигуры в бесформенных черных балахонах и безрезультатно рассеивались в пространстве.
В общем, из лужи холодного пота я подорвался в пятом часу утра, заскочил в туалет, вытерся полотенцем, натянул штаны с кроссовками и унесся на стадион.
Физические нагрузки на пределе возможностей, конечно, помогли, но не сказать, чтобы очень сильно. Контрастный душ, принятый после тренировки, тоже взбодрил, но не успокоил. Так что на завтрак я выдвинулся мрачным, как грозовая туча, и всю дорогу до столовой мечтал на ком-нибудь сорваться. Увы, с этим не свезло: никто из школьных авторитетов так на пути и не попался, а мелкая шушера продолжала ждать то ли выписки «медвежат», пострадавших «по моей вине», то ли разборок с Прыщем в пятницу вечером, вот инициативу и не проявляла.
Я попробовал похамить — вломился в столовую одним из первых, снял пиджак, нагло повесил на спинку самого козырного кресла и только после этого встал в очередь. Народ проигнорировал и этот вызов. Хотя смотрел, как на самоубийцу, и ждал появления авторитетов. Я тоже ждал. Лишние десять минут после вкусной и сытной трапезы. Потом вспомнил, что к первому уроку тут просыпаются не все, понял, что теряю время зря, и вернулся в свой жилой блок. Там почитал конспект Ледицкой и пришел к выводу, что эта
На последних трех метрах «дистанции» уставился в окно, добрался до своей парты, сел, посмотрел на мисс-Вселенную спереди и с трудом удержал лицо — с этого ракурса она вызывала не интерес, а омерзение! Причем не выдающимися надбровными дугами, мясистым носом и тяжелым подбородком, а крайне неприятным расположением мимических морщин, брезгливо поджатыми тонкими, практически бесцветными губами и взглядом, в котором читалось глубочайшее презрение ко всему на свете, кроме себя-любимой!
Пока я отходил от эмоционального шока, эта особа успела посмотреть на часы, переместиться за кафедру, повернуться к классу всем корпусом и одарить учеников змеиной улыбкой:
— Мне надоело слушать ваше блеяние, и сегодня я от него отдохну…
Судя по тому, что после этих слов раздался многоголосый стон, она изрекала нечто подобное не первый раз, и мои одноклассники знали, о чем вот-вот пойдет речь.
Как выяснилось буквально через секунду, с этим выводом я не ошибся:
— Сегодня у вас в программе сочинение. А темой будет…
Тут она, издеваясь, выдержала длинную паузу, а затем реально удивила оригинальностью названия наших будущих трудов:
—…ну, скажем, «Логические нестыковки в поведении второстепенных персонажей романа „Четыре дня в аду несбыточных надежд“»!
Пока класс вешался, Инна Переверзева дисциплинированно подняла руку, дождалась разрешающего кивка и хмуро поинтересовалась, можно ли будет пользоваться первоисточником.
Учительница презрительно поморщилась, сделал вид, что размышляет, а потом «проявила великодушие»:
— Если проблемы с памятью и мозгами, то так и быть, пользуйтесь. У вас два часа на все про все и… информация персонально для новенького: в моем классе установлена система контроля траффика любых электронных приблуд, так что не тратьте время на поиски живых или программных «помощников»!
Я пропустил это дополнение мимо ушей, ибо учился не ради оценок, соответственно, все задания наставников делал самостоятельно и предельно добросовестно. Не стал тянуть и с началом работы: включил личный терминал, создал новый документ, впечатал в него название, появившееся на большом экране за спиной Агнии Пантелеймоновны, и выписал в отдельный столбик имена второстепенных героев произведения. Пока восстанавливал в памяти, чем себя проявил каждый отдельно взятый, и разбирался в мотивациях, успел заинтересоваться предложенной темой и… сел на любимого конька сводного братца, то есть, принялся придираться ко всему и вся. А минут через сорок, оглядев список недоработок «великого» Николая Лапина, внезапно вспомнил язвительный отзыв Якова Скрябина, единственного литературного критика, с мнением которого считался наш наставник по русской словесности: