Школяр
Шрифт:
…Суккуба влетела на стоянку приблизительно в том же стиле, что и я. Хм… вру: бирюзовая «Искорка» изобразила такой класс езды в заносе, что я обзавидовался. Впрочем, это не помешало подойти к «припарковавшейся» машине, открыть водительскую дверь и подать руку «любимой тетушке». Да, при этом взгляд на миг утонул в аппетитнейшей складочке, демонстрируемой вырезом блузки под цвет платка и вышивки на моей форме, но я его оттуда «достал», помог Зыбиной выбраться из салона и оказался в объятиях.
На обращение «Мелкий паршивец…» нисколько не обиделся, так как чувствовал,
—…ты разорвал мне сердце, значит, обязан взять на себя ответственность за слабую, беззащитную и бесконечно одинокую женщину!
После этих слов «захват» разжался, и я, сделав шаг назад, поймал ее смеющийся взгляд:
— Так, вроде, уже!
— Это меняет дело… — довольно мурлыкнула она, пихнула меня плечом и потребовала вести на арену.
Ага, так я и послушался — влез в салон «Искорки», взял с пассажирского сидения куртку и накинул Земляничке на плечи. В этом, вроде бы, не было ничего особенного, но Зыбина, явно не оклемавшаяся от моего первого знака внимания, заулыбалась еще ослепительнее. Потом благодарно пихнула меня плечом, оперлась на предплечье, хотя я был для нее мелковат, привычно игнорируя дуреющий народ, подстроилась под мой шаг и… тихим голосом начала рассказывать о тактических приемах, наиболее часто использующихся во время дуэлей Огневиками Засекиных…
…Предсказание «любимой тетушки» оправдалось на все сто процентов — если в кабинете экономической истории Ярослав Федорович ярился, как припадочный, то на арену вышел спокойным, как урожденный Земляк или Ледовик! Атаковать не торопился — секунд двадцать пять ограничивался либо одиночными, либо сдвоенными левыми прямыми в верхний уровень и пытался разобраться в моих возможностях. Ладони не раскрывал, видимо, зная о любви некоторых бойцов ломать противникам пальцы для того, чтобы использовать вспышку боли для безопасного входа в ближний бой.
Я работал приблизительно в том же ключе, но за это время дважды вбил голень в левое бедро княжича и разок всадил костяшку среднего пальца правой руки в бицепс левой руки противника. Да, вложиться в полную силу не смог, но Засекин разозлился: кантики вокруг его радужек засияли в два разя ярче, губы сжались в тоненькую полоску, а следующая атака превратилась в серию ударов всеми четырьмя конечностями «по этажам». Получились третий и пятый. Так, вскользь. Но меня впечатлило даже это: левое ухо и левое же подреберье прострелило болью плюс захлебнулась моя контратака! Зато прошла вторая — я притерся к очередному левому прямому, ворвался в ближний бой, взял захват за шею княжича и принялся забивать его коленями. Вернее, нанес аж четыре безответных удара по ребрам, а на пятом Засекин каким-то образом вынес из-под меня опорную ногу и уронил навзничь.
Это было неприятно, но не смертельно. А комбинация, не позволившая противнику меня оседлать, получилась сама собой… эдак на половину: вместо того, чтобы взять его на удушающий и закончить бой, я ввязался в дикую возню на песке, обзавелся десятком серьезных ссадин и приблизительно так же разукрасил Ярослава Федоровича.
Как
Несмотря на то, что абсолютное большинство зрителей — а их набилось на сравнительно небольшие трибуны порядка трех сотен человек — болело за представителя золотой молодежи, судью освистали. А «любимая тетушка», не на шутку обозленная пристрастным судейством, вышла на арену, обозвала этого типа паскудой, отправила отдохнуть чудовищным ударом в голову, развернулась к ложе представителей администрации и нехорошо оскалилась:
— Я смотрю, подсуживать любимчикам вы так и не перестали? Что ж, мы сделаем выводы…
— Раиса Александровна, вы переходите все границы! — гневно рыкнул мужчина лет сорока пяти, судя по особенностям сложения являвшийся либо Огневиком, либо Воздушником.
— А у вас остались хоть какие-то? — съязвила она, заметила, что он сжал кулаки, и озверела. В смысле, о-о-очень нехорошо прищурилась и хрустнула костяшками пальцев: — Кстати, а почему бы вам, Леонид Иннокентьевич, не объяснить мне мою неправоту на конкретных примерах? Я уже на арене, а вам до нее буквально десять метров. Выходите, вы ж, вроде, не просто директор дуэльного корпуса, а мастер шестого уровня!
Он заменжевался, и она ударила по больному:
— Только не говорите, что не деретесь с женщинами: не далее, как в июле этого года вы изувечили девочку, доросшую только до второго уровня ранга подмастерье, а в начале прошлой зимы славно потоптались по еще более слабой Земляничке из рода Лаптевых! Ну, что молчите-то? Проглотили язык, так как точно знаете, что я вас поломаю?!
Услышав презрительный гул трибун, Леонид Иннокентьевич заскрипел зубами и начал бредить: заявил, что эта арена не приспособлена для поединков высокоранговых магов, затем набрал в грудь воздуха, чтобы продолжить, но был перебит:
— Вы бы еще сказали, что вас мама отругает! Черт, мне противно слышать этот лепет, и я снимаю свой вызов. Но… моего племяша вызвали на несколько боев, так что как минимум до конца недели я буду приезжать сюда каждый божий день и настоятельно советую передать вроде как неподкупным судьям, что если кто-нибудь из них в моем присутствии еще раз засудит кого бы то ни было, то я буду вызывать их на поединки, ломать и ждать выздоровления до тех пор, пока не надоест! Вы ведь меня поняли, верно?
Директор дуэльного корпуса, задыхавшийся от бессильной ярости, был вынужден утвердительно кивнуть, зал, в принципе не прекращавший гудеть, начал освистывать его трусость, а Зыбина, презрительно сплюнув себе под ноги, порывисто развернулась на месте и вопросительно уставилась на мою личную целительницу, как раз закончившую диагностику.