Шкуро: Под знаком волка
Шрифт:
Наконец, с левого берега перебрался Мамонтов со свитой. Подъехал, спешился с помощью двух ординарцев — сломана нога. Усталый, но побритый. Из-под фуражки — неулыбчивое круглое лицо, настороженное, будто ссориться приехал. Но нет:
— Здорово, Григорьич. Спасибо за помощь.
— Садись, закуси с нами, Константиныч.
— Не откажусь.
— Коля, угощай геройского генерала. Прогнали красных? Пошуровали они обозы ваши?
— Другая картина получилась. Красных-то погнали, а твои казачки наши трофеи дуванить начали. Это как, Григорьич?
Шкуро и его офицеры рассмеялись: молодцы, мол, наши ребята, не за спасибо донцов
Пугая лошадей, сбивая обозных с дороги, подошел автомобиль генерала Шкуро. Мамонтов от приглашения ехать вместе отказался, решил, что должен быть со своими. Шкуро взял начштаба, Кузьменко и Акоева. Возвращались в Коротояк. Слева обрывисто падали к Дону горы с меловыми прожилками. Густая пахучая обозная пыль то накрывала машину, то сбивалась ветром в сторону. До самого Коротояка не могли обогнать мамонтовский обоз с награбленным добром.
— Это ж на сколько верст он тянется? — удивился Шкуро.
— Примерно шестьдесят верст, — сказал начальник штаба Татонов. — Мамонтов дал телеграмму, адресованную, наверное, всему донскому казачеству:
«Посылаю привет. Везем родным и друзьям богатые подарки, донской казне 60 миллионов рублей на украшение церквей — дорогие иконы и церковную утварь».
— Теперь все узнают, за что он воюет, — сказал Кузьменко.
— Не он, а мы все, — раздраженно поправил Шкуро.
— Но ведь наши казаки церкви не грабят, — осторожно возразил Татонов.
— Глядишь, и до этого дойдет, — сказал Шкуро и невесело засмеялся: — У мамонтовцев поотнимали кое-что. А там и иконы попадались.
Подъехали к Коротояку. Здесь правобережные скалы теряют меловой оттенок и становятся черными. Потому у села и название такое, оставленное татарами. Шкуро приказал шоферу подвезти его к дому священника, а потом туда же привезти Мамонтова. Соколовский развернул штаб, приказал налаживать связь с Харьковом, и вскоре оттуда пошли директивы, сочиненные в Таганроге. Задача Мамонтова — взять Лиски, задача Шкуро — взять Воронеж.
Приехал Мамонтов. Его уложили на лучшую кровать в доме. Шкуро приказал приготовить чай. Вскоре Самовар шумел на столе, Кузьменко и адъютант Мамонтова доставали припасы. Священник стоял в дверях. Мамонтов попросил водки — мучили боли в ноге. Его адъютант не успел отойти в сторону, как комната вспыхнула ярким бело-голубым светом, и оглушительный грохот рассыпался вместе с пылью, дымом и обломками мебели, стен, потолка. Мамонтов, сброшенный с кровати, лежал без движения. Шкуро ударился голо-рой об угол стены и тоже на какое-то время потерял сознание. Очнулся он на полу среди горящего дерева. Рядом лежал и тонким голосом кричал священник с оторванной ногой. Оба адъютанта стонали, но с трудом поднимались на ноги.
Прибежали казаки, вынесли пострадавших от прямого попадания тяжелого снаряда. Умершего священника бросили у порога. Едва устроили раненых во дворе под навесом, как грянул еще такой же взрыв. Отчаянно кричали искалеченные лошади. Дом горел костром.
Подали лошадей, тачанки и вывезли раненых в поле. Шкуро пытался встать на ноги, но не смог — сильный ушиб. А утром надо наступать на Воронеж.
Пошла другая игра.
Другая война.
Утром после контузии Шкуро оправился, но ушиб ноги не позволял садиться верхом, и Воронеж генерал брал в бричке, тачанке или автомобиле. Брал по-своему:
До Воронежа — 15 верст. Мост закончили днем 29 сентября. Переправили казачьи дивизии, за ними — артиллерию, тут и красные напомнили, что и у них есть артиллерия: открыли частый прицельный огонь из тяжелых орудий. На деревенской площади Шкуро сидел в автомобиле с начштаба и комдивами. Вокруг толпились верховые и пешие «волки», только что переправившиеся. Снаряд упал рядом. Из автомобиля всех выбросило. Шкуро ударился головой. Новый начальник штаба полковник Татонов получил раны в спину и шею, начальник терской дивизии Агоев, падая, разбил голову, начальник Кавказской дивизии Губин был ранен в ухо. Вокруг стоны и вопли десятков раненых казаков, ржание лошадей. Подсчитали убитых — 8 казаков. «Волки» — мгновенно «по коням» и рысью из деревни в сторону Воронежа.
Для Шкуро вновь подготовили бричку, подложили матрацы, сено, одеяло. Он скомандовал: «За «волками» — вперед!» — и закрыл глаза. Его тошнило, голова невыносимо болела, путались мысли. С ним ехали Акоев и Кузьменко. Они что-то говорили, но он не понимал и не мог отвечать.
Опомнился Шкуро к концу следующего дня в какой-то хате. Опять гремела красная артиллерия, но снаряды падали где-то далеко. Приказал вызвать начальника штаба. Тот доложил, что город укреплен несколькими поясами окопов с густыми проволочными заграждениями, и казачьи полки их трижды неудачно атаковали. Генерал поднялся, походил по хате, покрутил головой и приказал:
— «Волков» и Горско-Моздокский полк готовить к атаке. Мне черкеску, шашку…
— Андрей Григорьевич, неужели вы хотите сами вести в бой? Bам нельзя после контузии, — заволновался начштаба.
— Разговорчики, — остановил его Шкуро. — Я не сотник, чтобы впереди шашкой размахивать. Расскажу им, как надо атаковать. И когда меня увидят здоровым, так у них дело пойдет.
С удовольствием Шкуро сел на своего Серого, и тот нежно заржал, узнав хозяина. Снаряды падали в поле, где окопались пластуны. Далее — темные линии предместий, купола церквей, паровозный дым поднимается и тает.
— Казаки, куда этот поезд идет? И не один — обратился генерал к построившимся конникам. — Верно поняли друзья: поезда идут из Воронежа в Москву. Бегут комиссары. А если бегут, то и одной вашей атаки не выдержат. Проволока? Разговорчики. Броневики с вами пойдут. Но не очень на них надейтесь. Рубите колючку шашками! И город ваш.
Так и произошло. 30 сентября Воронеж был взят корпусом Шкуро.
Пленные другие. 13 тысяч мужиков, желающих вступить в армию Деникина. Шкуро таких не принимал — задумали получить новую форму английского сукна, чтобы потом вновь перебежать к красным или каким-нибудь зеленым, приказал разогнать. Но были пленные и полезные. Начальник штаба Восьмой армии бывший капитан Тарасов сдался добровольно, принес с собой документы, карты. Допрашивал его Шкуро вместе со своим начштаба Татоновым. Заняли бывшее здание городского Совдепа и сидели в кабинете главного комиссара.