ШОА. Ядовитая триада

Мише Аб

Народ внимал и подхватывал, власти охотно откликались: евреев пришибали неравноправием, громили, изгоняли, закупоривали в гетто...

Гетто было евреям не в новинку, они с древних времён сами стремились жить защищёнными стеной или своей кучностью. А с XI в. власти и церковь старались оградить христиан от "каинова племени", "иудейской заразы". В XV в. собор в Базеле потребовал, чтобы евреи жили в гетто "во избежание излишних контактов". С XVI в. гетто замыкается буквально, стенами; его ворота охраняют христиане, оплачиваемые евреями. Внутри стен - ужатая, задыхающаяся жизнь. Римское гетто - десять тысяч евреев на одном квадратном километре, по весне заливаемом рекой. Франкфуртское гетто -

четыре тысячи евреев в 190 домах одной улицы. В тесноте и в обиде.

Еврейский историк Сесил Рот: " Началось вырождение... Два столетия такого существования принесли свои плоды. Еврей стал меньше ростом, приобрёл сутулость, сделался боязливым и неврастеничным. Унизительные профессии, разрешённые ему законом, такие, как ростовщичество и торговля тряпьём, сделались его второю натурой. Солидарность со своими собратьями-евреями стала фантастически преувеличенной и сопровождалась постоянной обидой на нееврея, ответственного за их унизительный жребий" [12, 153].

В гетто стала чахнуть еврейская учёность; отгородясь от европейских веяний, она опиралась на Талмуд - собрание норм еврейской жизни, рождённых в III-VII вв., и в XVII-XVIII вв. могла без труда отвернуться от своих мыслителей мирового масштаба Баруха Спинозы или Моисея Мендельсона.

Талмуд заменил евреям когда-то потерянную родину, он стал в гетто путеводным в их тягостном существовании. Э. Фланнери: " Талмуд усилил еврейский сепаратизм" [12, 112].

Но жизнь заставляла выныривать из-за стен гетто, торговать, рукодельничать, рыскать за мелкой прибылью, ловчить с деньгами и товарами.

Хочешь-не хочешь приходилось сожительствовать с христианами. А правила еврейского законодательства - Ѓалахи– требовали от избранного народа держаться вдали от идолопоклонников и их скверны. Не есть, к примеру, пищу, изготовленную нееврейскими "нечистыми" ("некашерными") руками, не иметь христианской прислуги, не способствовать идолопоклонству, продавая нееврею скот (он может как жертва использоваться при поклонении идолам) или другие товары, пригодные для греховного гойского (нееврейского) обряда, например, вино, не принимать от христиан клятв, ибо клясться они могут лишь своими идолами... С раскупориванием еврейского гетто в средневековой Европе и особенно с размыванием границ еврейской общины в XIV-XV вв. стало жизненно важным отказаться от подобных запретов или умягчить их. В старину еврейское сообщество было достаточно велико, чтобы найти внутри себя покупателя своему скоту, а что делать, когда община стала мала и бедна? Не продашь соседу-христианину - помрёшь с голоду. Уже с Х в. раввины-толкователи Ѓалахи исхитрялись обойти запреты, выискивая в каждом отдельном случае свои резоны. Суровый рабби Гершом бен Йеѓуда Меор ѓа-Гола, крупнейший германский талмудист, узаконивший отлучение от общины в качестве наказания за нарушение Ѓалахи, на рубеже X-XI столетий отменил запрет на торговлю с христианами в дни их праздников, ибо, по его словам, праздников у христиан много и если евреи не будут вести торг в эти дни, то вообще ничего не заработают [49, 56].

Древний запрет евреям давать деньги в рост своим единоверцам к XVI в. стал нетерпимой препоной: без процентов нет резона ссужать деньги, а без ссуд как вести дела? И придумывают евреи "разрешение на сделку", в котором никаких процентов от ссуды заимодавцу, да и нет ни ссуды, ни кредитора, просто один еврей со своими деньгами входит в долю к другому еврею и от его деятельности уже как соучастник получает оговорённую часть прибыли: он вовсе не заимодавец, упаси Боже, а компаньон.

Позже хасидский рабби Нахман из Косова (XVIII в.) на упрёк, что он читал молитву в синагоге не так, как это делали " наши отцы и праотцы, великие в своё время", ответил: " А кто докажет,

что они в раю?" [50, 377]. Этой замечательной логикой задолго до косовского рабби Нахмана еврейские мудрецы руководствовались неоднократно, пока не догадались решить проблемы одним махом: Тора, мол, говоря об идолопоклонниках, имеет в виду живущих на древней земле Израиля, а за её пределами, в галуте, нет идолопоклонников, есть просто иноверцы. Христиане тем более не идолопоклонники, они, как и евреи, "сыны Ноя" и, по словам крупнейшего авторитета XIII-XIV вв. рабби Менахема ѓа-Меири, признают Всевышнего, единого и всемогущего, " хотя в отдельных вопросах... у них и существует определённая путаница", а " все, кто принадлежит к нациям, служащим Всевышнему... в этом смысле совершенно равны сынам Израиля" [49; 56, 179, 183].

(

Веротерпимость ѓа-Меири, порождённая насущными потребностями, вела к медленному, но неуклонному пересмотру еврейского отношения к другим религиям, к ослаблению противостояния культур - к еврейскому вольномыслию, которое позднее, через века, вызовет к жизни Ѓаскалу– еврейское Просвещение, устремлённое, в конечном счёте, в сторону ассимиляции.

)

Еврей, втиснутый в гетто, вызвал у коренного народа новый оттенок отвращения: евреев - не без оснований, но очень преувеличивая, - обвиняли в мошенничестве, скупости, обмане. Могло ли это подсластить еврейскую жизнь? Погромов тогда было относительно немного, но притеснений в быту хватало: от ограничения числа браков, чтобы не слишком размножались, или закрытия для евреев определённых территорий, или взимания денег за проезд, до мелочных запретов гулять вдвоём или покупать на рынке прежде христианина.

Усиленные контакты с местным населением не шли евреям на пользу. Подробности - в Польше и, в частности, в Украине, где в XVII в. коренной житель воспринимал еврея не носителем мистического Зла, потусторонней дьявольщины, как это было в средневековой Западной Европе, а реальным человеком, кое-кому полезным, большинству - вредным. В народном сознании еврей-антихрист замещался осязаемым евреем-нехристем; для украинцев ещё точнее и ненавистней: евреем-притеснителем. Антисемитизм становился бытовым, от чего не снижалась его свирепость.

Слово про обычаи

Западноевропейская юдофобия давно гнала евреев на восток, в менее развитые государства, где в них нуждались. Польские короли с XIII в., а особенно Казимир Великий в XIV в., звали к себе евреев, соблазняя их правом землевладения и другими льготами, вплоть до того, что убийство еврея каралось, как убийство знатного поляка. Польша потянула на себя еврейское одеяло. С конца XV в. и до 1648 г. еврейское население Польши выросло в 10 раз и достигло 300 тысяч человек - вероятно, четверть евреев Европы.

В 1565 г. папский легат в Польше писал о здешних евреях: " Они не живут в унижении... Они владеют землёй, занимаются коммерцией, изучают медицину и астрономию. Они владеют большими богатствами... Они не носят никаких отличительных знаков, и им даже разрешается иметь при себе оружие" [11, 337]. А польские священники жаловались: " В королевских городах синагоги каменные и обширные, красивее костёлов".

Евреи в Польше - почти как масло в воде: замкнутое на себя сообщество. Свои богачи: банкиры, откупщики, землевладельцы, международные коммерсанты, управляющие польскими имениями. Свои бедняки: мелкие торговцы, ремесленники, крестьяне. Свои учёные и раввины - охранители иудаистских традиций. Автономия культуры идиш, общины ( каѓалы) с объединяющим их выборным самоуправлением.